Моя Крепость

Не было тут двух десятков. Полутора и то не было. Мак-Аллистер вспомнил разбитую голову и раненую ногу своих давешних приятелей. Это они третьего дня схватились с бандой и, видимо, крепко снизили ее боеспособность. Как видно, новобранцы составляли большую часть.

Фиц-Борн привел одиннадцать пеших с мечами и двух лучников, которых мог уже не считать: Гвидо с Гаретом быстро сняли их из небольших, но очень умело сделанных арбалетов. Больше они пока не стреляли. В сражении наступила пауза.

Если бы Торин сейчас дал команду выйти укрытой группе, бандиты кинулись бы врассыпную. Наверняка кто-нибудь сумел бы скрыться. Сам главарь сидел на коне, ему сбежать было очень легко. Поэтому, как глупо это ни выглядело, обе стороны оставались неподвижны.

И стоять бы им так до второго пришествия, если бы не подоспел доблестный резерв. Десять рыцарей на боевых скакунах, с копьями наперевес, выскочили с четырех сторон и... остановились в изумлении.

Так бесславно и сработал блестящий план.

Единственным достойным трофеем был конь Фиц-Борна.

Неизвестно, правда, у кого украденный.

На этом-то жеребце, гнедом, с черной блестящей гривой, Торин и проезжал в этот момент через крепостной мост. На козлах сидел один из той дюжины, чьи мечи так и не понадобились.

Внутри повозки сидели все четырнадцать пленных. Двое из них —лучники — стонали, кое-как перетянув раны.

А остальные гвардейцы Ардена, у кого не было лошадей, ехали за спинами своих товарищей.

Никогда еще вернувшееся с победой войско не чувствовало себя так неловко. Рыцари и оруженосцы молча расседлывали коней, уводили их к конюхам и старались как можно скорее разойтись по обычным делам: кому-то занять посты, проверить и вычистить доспехи, другим просто поспеть к обеду и уйти отдыхать...

А Торину пришлось докладывать графу о результатах операции.

— Ну, что ты так хмуришься? Ты же победил, — убеждал его сэр Конрад, хоть его губы и вздрагивали от сдерживаемого смеха. — Это мне надо бы стыдиться. Правильно надо мной графиня смеялась... Гениальный стратег! Полководец! Двадцать лет в сражениях! — он все-таки не выдержал и захохотал.

Глядя на него, засмеялся и сам Торин. В конце концов, фарс есть комедия. А что никто не убит, так это ведь еще лучше. И главное — нет больше банды Фиц-Борна!

Отсмеявшись, командир рыцарского отряда заговорил серьезно:

— Самое веселое, что вы вовсе не ошиблись. Этот негодяй Фиц-Борн служил герцогу Саймнелу, чьи владения не граничат с вашими только потому, что между вами вклинились земли аббатства. Вероятнее всего, Саймнел и есть тот враг, о котором вы говорили. Он дал Фиц-Борну манор на самой границе, так что от него до ваших земель — две мили через холмы. Земля там плохая для полей, вот и лежит пустая. Монахи там иногда только ягоды собирают. Вот Фиц-Борн и прятал там целый отряд наемников. Платил им Саймнел, и они выполняли для него всю грязную работу: расправлялись с крестьянами, ловили беглецов и еще грабили на дорогах.

— Саймнел, значит. Ну-ну, — граф тоже перестал веселиться. — Врага надо знать по имени и в лицо... А откуда ты все это знаешь?

— От Фиц-Борна. Он оказался редким трусом. Впрочем, разбойники редко бывают храбрецами. Мне почему-то кажется, он решил поменять хозяина.

— Это на меня, что ли?

— Вот именно. Все как вы говорили: он считает вас более грозным, чем Саймнел. И не видит ничего трудного в том, чтобы переметнуться на сторону сильного. И самое противное, что он верит: вы его примете. По его словам, он не сделал вам ничего плохого: даже оружие на ваших людей не поднял.

— Это верно... — сэр Конрад задумался.

Бескровная победа, как ни удачна она была сама по себе, создала проблему. Что теперь делать с четырнадцатью подонками, на чьей совести, если она еще жива, десятки человеческих жизней? Устроить суд? Бесполезно, да и опасно. У этого Саймнела, черт бы его побрал, наверняка есть союзники. С одним графом Арденом они справились, попытаются то же сотворить и с другим.

Сэр Конрад вообще не любил открытых разбирательств. Выставлять на всеобщее обсуждение разные злодейства, выявлять их причины и, чего доброго, находить оправдание... В бытность свою правителем и верховным судьей он предпочитал решать дела самолично. Государь может позволить себе быть и справедливым, и милосердным. Карать не преступление, а преступника и миловать тех, кто способен оценить милость. И не подвергать свой суд сомнению сторонних наблюдателей.

— Придется придумать что-то особенное, — вздохнул он. — Ты знаешь, возможно, некоторых из них можно будет оставить у нас. Я имею в виду, в каменоломне. Там как раз людей мало.

— Еще чего не хватало! — возмутился Мак-Аллистер. — Это же сброд! Они по-человечески жить не могут. Передерутся, друг с друга рубаху сдирая. В неволе прожить могут только те, кто заботится о товарищах. Как вам отлично известно. Мы только-только этих несчастных рабов в человеческий вид привели, а теперь снова к ним подонков прислать?