Моя Крепость

— А судить и казнить вы все-таки не желаете? — скривился Торин.

— Судить и казнить — не мое право, сынок... Но это идея. Я их подарю Ноттингемскому шерифу! Надо же заводить хорошие отношения, а? Так и сделаем. Прикажи только их хорошенько ободрать!

— Что?..

— Кольчуги, панцири, кожаные куртки — все долой! Не говоря уже об оружии и лошадях. Даже сапоги снять, у кого целые! В одних рубахах посадить на телеги и отвезти в город. Так и скажешь милорду шерифу: мол, его светлость граф Арден поймал на своей земле разбойников и имеет честь преподнести их вашей милости... в знак уважения к городским властям Ноттингема!

— И вы думаете, он их в тюрьму посадит? Да такие бароны тут — один на другом! — возмутился начальник стражи. — Откупится этот подонок в два счета. И недели не пройдет, как он спокойненько вернется домой.

— Друг мой Торин, — вздохнул старый лорд, — нет у меня здесь ни власти, ни силы уничтожить всех злодеев до одного. Ты же сам сказал, у них это в порядке вещей. Не единственный он барон-разбойник в Северной Англии, мало что изменится на земле, если его повесить...

— Да он же снова начнет разбойничать!

— А мы будем знать, кто это делает, где его логово и как его найти... Торин, я тебя понимаю, пойми и ты меня! Мы здесь еще и полугода не прожили. У нас нет друзей. Мы вынуждены опасаться и монахов, и шерифа, и каждого барона-соседа. Даже если меня поддержит король, что стоит его слово в этих местах? Наоборот, это мой долг поддержать его власть и приструнить непокорных. Мы должны доказать нашу силу, а это требует времени, Торин, времени! Пройдет год-другой, нападут еще пару раз, обожгутся и станут дуть на воду. Тот же шериф, получив наш подарок, увидит, что с лордом Арденом следует считаться. Аббат уже почти мой союзник, недаром я послал туда Оттера, не откажут — значит, на моей стороне. Но это пока что исключение... Ладно, сынок, что-то устал я. Ступай и ты отдохни, поедешь перед полуднем и к ночи вернешься...

Леди Хайд дожидалась Роланда до позднего вечера. Она ощущала странную вещь: без этого юноши Арден-холл, полный людей, казался пустым. Она могла болтать с своевольной Тэсс и простушкой Олуэн, в любой момент зайти к матери, встречавшей ее с радостью и лаской; и в рыцарской башне у нее были подруги. Но ей все-таки нехватало его...

А он в это время пировал с людьми, сидеть с которыми за столом ни один из его предков не позволил бы своему сыну. Даже крепкое пиво не могло быстро развязать языки угрюмым силачам, которые впервые за много лет встретили рассвет вдали от каменных стен. Они поначалу даже опасались пробовать свежее мясо (щедрый корчмарь не пожалел забить одного из двух молодых телят), но потом разохотились и, по мере убывания пива, начали неумело улыбаться.

Маленький сын старосты, которому по недостатку лет не довелось поучаствовать в ночной битве, с готовностью таскал героям миски с хлебом и мясом, услужливо наливал кубки и, помня наставления его милости Родерика, элегантно подавал с левой стороны. И постепенно в глазах своих необычных сотрапезников Роланд стал замечать гордый блеск... А вокруг суетились местные жители, обсуждая нападение на деревню и до небес превознося героизм защитников.

Вряд ли кто из сельчан знал точно, что означают яркие нашивки на грубых холщовых рубахах, но сверстники Рона и их младшие братики наперебой стремились притронуться к непонятному украшению. Цвет и впрямь получился вовсе не уныло-фиолетовый, как опасался Роланд, а весенне-радостный — Давид из Кента разбирался и в красках!

Этот день долго не хотел кончаться. Битва, победа, похороны павших, а потом — долгие, долгие поминки. И когда на славу угостившиеся каменотесы все-таки потянулись обратно в свою пещеру, а Ролан Арден, наконец, добрался домой, внимательные глазки с верхней галереи рассмотрели на его куртке яркий шелковый бант.

Две пары глаз с нижнего этажа тоже наблюдали за ним.

— Надо же... — удивленно шепнула мужу Леонсия. — А я ведь только думала об униженном положении несчастных женщин!

— Почему-то многие думают, что женщины унижены больше мужчин. А на самом деле каждого человека можно унизить, это не от пола и не от иных качеств зависит, вообще не зависит от самого человека! — так же тихо, но убежденно ответил он. — Это зависит исключительно от степени низости самого унижающего. Молодую девушку унижает отец, иногда мать, часто — старшие братья... Но мальчик в дурной семье страдает точно так же. Супруг может унизить жену, пьяный сосед — одинокую женщину, но не потому же, что она женщина, а потому, что он сам — подонок! Дочь порядочного человека не бывает унижена. Да и бедняка богач угнетает не потому, что тот беден, а лишь в силу своего собственного свинства. А уж что касается отношений «благородных» с «простолюдинами»... — сэр Конрад поймал себя на попытке произнести перед женой страстную речь, махнул рукой и тихонько засмеялся.