Она почти не сознавала, что отец продолжает говорить, пока он не произнес:
– Поэтому я тщательно обсудил все с мистером Маккинноном, и мы вместе пришли к соглашению.
Вместе?
Она повернулась к шотландцу.
– А разве никому из вас не пришло в голову, что неплохо бы пригласить и меня к участию в этом разговоре? Особенно если учесть, что он касается меня и всей моей жизни? Вы не подумали о том, что я тоже имею право высказать свое мнение о том, как следует поступить?
Но герцог стоял на своем.
– Именно из-за этого вы и попали в столь затруднительное положение, Элизабет, – решив, что вы знаете, как поступить. И именно поэтому я не предлагаю вам высказаться по этому поводу. Все уже решено за вас. Вы поедете с мистером Маккинноном в его дом на острове Скай и будете жить с ним в качестве его жены в течение двух месяцев. И это мое последнее слово.
Герцог действительно говорил серьезно, невероятно серьезно. Это не какая-то гадкая шутка. И не страшный сон, который развеется, когда проснешься. Все происходило на самом деле.
Элизабет почувствовала, как у нее заломило в висках от сильной головной боли, и девушка сморщилась. Что случилось с отцом? Почему он не хочет замечать, как все это смешно? Почему не слушает ее?
Видя его явное упрямство, Элизабет предприняла последнее, что ей еще оставалось. Она обратилась к герцогине:
– Мама…
Ее милость, да благословит Господь пряжки на ее туфлях, немедленно стала на защиту дочери.
– Аларик, я не могу не согласиться с тем, что Элизабет окажется плохо приспособлена к роли жены простого крестьянина. – И она поспешно добавила: – Я не хочу вас обидеть, мистер Маккиннон.
Шотландец только пожал плечами:
– Здесь нет ничего обидного, ваша милость.
Элизабет обратилась к нему:
– Вы хотите сказать, что действительно согласны с этим… с этим нелепым условием?
Дуглас отпил вина и кивнул:
– Да, мисс, согласен.
– Но ведь вы даже не хотели со мной венчаться. Припомните – вас же просто заставили это сделать.
– Да, но я передумал.
– Как?!
– Вот так. – Он посмотрел на нее. – Поговорив с вашим отцом, я решил дать свое «добро».
– Вы решили дать ваше «добро»? – В глазах у Элизабет потемнело. – Как вы сме…
Она выпрямилась, сузила глаза и приготовилась разразиться потоком брани, но внезапно ее осенило, и она все поняла.
– Ну разумеется! Вы увидели наш дом и все, что в нем находится, и решили, что вам подфартило, не так ли? – Она посмотрела на отца: – Неужели вы не видите, в чем здесь дело, отец? Сомнений нет – он считает, что чем дольше он будет упираться, тем больше вы ему заплатите, чтобы от него избавиться.
Но герцог, казалось, вовсе не был встревожен.
– По правде говоря, Элизабет, поначалу я предложил мистеру Маккиннону любую сумму, чтобы он согласился на развод, но он отказался.
– Разумеется, отказался! Он ведь торгует скотом и знает, как заключать сделки, чтобы выручить побольше. Вы герцог, а я ваша старшая дочь, вот он и понял, что вы отдадите ему все, что он пожелает, чтобы…
– В действительности я склонен считать, что он согласился бы на развод совершенно бескорыстно.
Бескорыстно? Тогда в чем же дело?
Что-то здесь не так, и когда мужчины обменялись понимающими взглядами, Элизабет поняла, что они чего-то недоговаривают.
Она надменно вздернула подбородок:
– А если я откажусь поехать с ним?
Лицо герцога было абсолютно спокойным.
– Я ожидал, что вы ответите именно так, Элизабет. Поэтому я предлагаю вам некую уступку.
– Уступку? – Элизабет подалась вперед. – Что вы имеете в виду?
Герцог окинул дочь взглядом.
– Если вы дадите мне слово, что попытаетесь на самом деле сделать ваш брак желанным в течение этих двух месяцев и если по прошествии указанного срока вы по-прежнему будете настаивать на разводе, я сам подам прошение о нем королю. Более того, я назначу вам ежегодное содержание, и вы сможете всю жизнь прожить припеваючи. Я никогда больше не стану досаждать вам предложением вступить в брак и не сделаю ни малейших попыток найти вам мужа. Вы сможете жить здесь, в Дрейтон-Холле, либо обосноваться в одном из наших поместий, как пожелаете. Все равно они по большей части пустуют. Выбирайте.
Элизабет была ошеломлена и только молча смотрела на отца.
– Даже в лондонском особняке?
– Да, Элизабет, – спокойно ответил герцог. – Даже в лондонском особняке.
Лондон!
Всю жизнь Элизабет мечтала о том, чтобы жить самостоятельно в этом чудесном, необыкновенном городе, среди шума, многолюдья и тысячи всяких вещей, которые будут к ее услугам: театры, музеи, зверинец в Тауэре… Можно будет одеваться, как хочется, пусть даже ее сочтут немодной, и есть на ужин овсяную кашу, если вздумается. Она окружит себя людьми, сведущими в самых разных областях – в литературе, науке, политике, принадлежащими к разным слоям общества, даже к королевской семье. На ее вечерах женщины и мужчины будут вести умные разговоры на самые злободневные темы. И она будет писать, ах, она будет писать…
Тут заговорила герцогиня, оторвав Элизабет от великолепных картин, которые она рисовала в своем воображении:
– Аларик, вы понимаете, что говорите?