Читаем Моя хроника бесчисленных поражений полностью

Молча выключаешь комп и собираешься на свидание. С чужим, ненужным и неправильным. Шпильки, юбка и глаза поярче. Больно. К нему бежала без оглядки, никогда не красилась. И без косметики от счастья сияла. Когда-то…

Кажется, что повзрослела. Ни капельки ты не повзрослела, просто стала больнее на ещё одну боль, от которой сносит крышу и ломит пальцы, словно от холода.

Ну как ты, ещё не устала строчить ему письма?

<p>Ты до сих пор у меня болишь</p>

А твои письма начинались всегда одинаково. Сколько их было, не попавших к нему в руки, не прочитанных им? Твоё сердце – одно сплошное сожжённое письмо. Вот его он читал. Медленно. Бродил между руин, любовался развалинами при свете ярко заходящего солнца. Читал, но вряд ли вспомнит даже самую первую строчку длиной в два безумно коротких месяца.

/Ты – это идеальное соотношение роста и характера. Идеальное для меня. Кажется, я тебя люблю./

И бесконечная уверенность в правильности этих слов. Ты их произнесла. В первый раз. И теперь не важно – боль, война, смерть. Эта любовь с тобой. Так же, как и его улыбка, когда он смотрит тебе в глаза, а ты поднимаешься на цыпочки и тянешься к нему… Твоё солнце – не холодная бездушная звезда. Это сердце, пульсирующее в его груди. И пока он живёт, можно вытерпеть любую боль. Вот только…

Он теперь не с тобой. А ты продолжаешь писать. /Влюблённые обнаглели. Целуются на улицах, обнимаются, держатся за руки… Я, может, тоже хочу за руку. С ним. Как раньше, когда был повод просыпаться по утрам. Разве можно было так любить, отдавая душу без остатка?! Как жить-то теперь, без души?/

И самое главное, что он уже не ответит.

Он живёт. Он счастлив. Он обнимает другую, чем-то похожую на тебя, но в миллиарды раз счастливее. Потому что у неё есть он. Ей, не тебе, он говорит, что любит, боится потерять и больше никогда не причинит боли.

А ты сжимаешь ладони в кулаки и кричишь от этой самой боли и бессилия. Но не плачешь. Вместо этого выводишь на запотевшем стекле его имя, шифруя точками, чтобы никто не догадался.

/Да вы вообще знаете, что такое тоска? Когда хочется выть от боли, бить посуду и стучаться головой об стены, а вместо этого ложишься на кровать, закрываешь глаза и лежишь в тишине?! Когда от каждой смс появляется надежда, а ты потом сидишь и ждёшь его звонка до полуночи, зная, что он больше никогда не позвонит?! Когда идёшь по улице и то опускаешь глаза, боясь увидеть его, то впиваешься взглядом в каждого прохожего, надеясь заметить знакомые черты, даже если знаешь, что он уже давно живёт в другом городе. Когда от одного его слова в телефонной трубке, от голоса с такими привычными интонациями бросает в дрожь?! Вы не знаете, что такое тоска/

И каждое утро хлещешь валерьянку. Ты сильная, натяни на лицо улыбку и пожелай ему счастья. Ведь ты же не любишь его настоящего. Зачем тогда скучать? Зачем тебе столько боли?

/Ты до сих пор у меня болишь/

Знаю, девочка, знаю. Болит. Вместо сердца или души. Он во всём. Ты и сама до сих пор дышишь в такт с его дыханием. Но пора бы уже сбиться с ритма и перейти с шага на бег. Хотя о чём это я, ведь от себя всё равно не убежишь.

Может быть, стоит написать то самое, прощальное? И наплевать, что он его никогда не прочитает.

/Делай, что хочешь. Только не играй ей на гитаре и не вари борщи. Помни обо мне и не рассказывай никому. Пусть это будет чем-то невероятно важным для тебя. Если ты до сих пор важен, значит солнце всё ещё бьётся в твоих ладонях, пусть и еле слышно./

Это правда была любовь. Она еще есть. Хранится в письмах, билетах в кино и ленточке от букета, что он тебе подарил.

/Да хранит тебя бог и моё сердце/

И подпись,

твоя Вредина

<p>Память важнее боли</p>

Время проходит, но мало что меняется, да? Нет занятия глупее, чем вспоминать совершенно чужого человека, с которым была возможна целая жизнь рядом. Это было совпадение, попадание и стопроцентное узнавание. С первого взгляда. А толку?

Да, ты не пишешь письма. Вернее, пишешь, но уже другому. Жизнь стала намного светлее. Душа – ребячья. И нет даже привязанности к тому, прежнему. Нет больше ничего к нему. Ни-че-го. Кроме непрожитой вместе жизни. Кроме трёх сотен стихов, что пылятся на книжных полках и в обувных коробках. Кроме его письма и ленточке от букета. Жёлтой.

Почему кажется, что больше половины сердца осталось в прошлом? Там, где он вёл за руку детвору и таскал из библиотеки твои книги? Там, где ты собиралась подарить ему вилки и варить борщи. И чтобы однажды встретившись, больше не расставаться? Там, где он хотел дочку и обещал быть хорошим отцом?

Да, ты пишешь другому, ставшему центром вселенной. Тому, о ком так хочется заботиться. Тому, с кем ты становишься младше и счастливее. И не дай бог однажды потерять и его.

Время проходит, но память важнее боли, которая никогда не исчезнет из глаз. Да?

<p>Реквием несбывшейся любви</p>

Память важнее боли.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии