Моя хирургия. Истории из операционной и не только

И у нашего брата хирурга никогда не бывает легко на душе при виде крови, хотя он встречается с ней ежедневно и многократно. Можно сказать, что наша работа и состоит из драматических встреч с человеческой кровью. Они происходят по-разному, и не только на операциях. Вот медсестра зовет тебя в перевязочную — и видишь повязку, настолько набрякшую кровью, что марля уже не впитывает ее и на столе под больным расползается темно-вишневая лужа. Или видишь дренаж, по которому в запотевшую банку часто падают алые капли, и уровень крови в ней поднимается чуть ли не на глазах. А вот в приемное отделение завозят раненого, в груди которого покачивается рукоять ножа, — а за каталкой по линолеуму коридора тянется яркий кровавый пунктир.

Еще, помимо таких прямых встреч с кровью, бывают и косвенные. Это когда ты заходишь в палату и замечаешь, что больной бледен, как мел, и холоден, словно лягушка, его пульс частит так, что и не сосчитать, а тонометр не может определить давления. Это признаки сильного внутреннего кровотечения, и спасти человека в такой ситуации может, как правило, только одно — немедленная операция. Изо всех операций, какие приходится делать, самые суматошные, нервные и торопливые — это именно операции при угрожающих жизни кровотечениях.

Но ведь бывает и так, что причиной кровотечения становится сам хирург: что не бандитская пуля иль нож поразили раненого — а его сосуды были нечаянно повреждены хирургическими инструментами. Об этом не всегда пишут в протоколах операций, но такое, конечно, случается. Во-первых, все мы не боги и не застрахованы от ошибок; к тому же порой невозможно удалить больной орган, не повредив при этом какой-либо серьезный сосуд.

Каждый, кто оперировал, знает: опасней всего кровотечение из крупной вены. Артериальное кровотечение, хоть бывает порою и сильным, но происходит как-то открыто, «по-честному». Кровь из артерии иногда бьет таким пульсирующим фонтаном, что забрызгивает не только маску и очки хирурга, но даже стекло операционной лампы — отчего все вокруг погружается в красновато-зловещие сумерки. Зато артерию легче увидеть, схватить зажимом и перевязать — или, если возможно, наложить на нее сосудистый шов. А вот с крупною веной — беда. Венозная темная кровь настолько бесшумно и стремительно наполняет рану — а отсос, как назло, в такие моменты всегда засоряется, — что при виде такого кровавого «наводнения» сердце даже опытного хирурга сжимается, и зерна холодного пота выступают на его лбу. Спасает обыкновенно то, что руки «думают» быстрей головы. Пока ты успеешь что-либо сообразить, рука сама хватает салфетку и плотно вбивает ее внутрь захлюпавшей раны. В эти секунды порой раздается яростный мат: он сразу взбадривает и мобилизует бригаду. В критической ситуации главное — не торопиться: хуже нет чем впадать в суетливую панику. За минуты, когда рука прижимает пробоину вены, можно чуть отдышаться и попросить сестру стереть тебе пот со лба, позвать еще одного ассистента, расширить рану, поправить свет — да мало ли что можно сделать полезного, пока твоя кисть остается намертво приросшей к ране и является словно бы частью уже не тебя, а больного?

И вот только потом, подготовившись и будучи настороже, ты будешь медленно, по миллиметру, сдвигать в сторону пальцы с промокшей салфеткой до той самой секунды, когда сможешь увидеть этот злосчастный надрыв, из которого столь же бесшумно и быстро вновь поступает венозная темная кровь. Но теперь ты готов. Пока отсос завывает и хлюпает, осушая рану, ты успеваешь поддеть иглой мягкие стенки вены, перехватить острый блеснувший кончик иглодержателем и осторожно — не дай бог, прорежется вена! — накинуть узел и сдвинуть его непослушным от напряжения пальцем во влажную глубину раны.

Когда ж наконец сосудистый шов лег, как нужно, и рана даже без гудящего в ней отсоса остается сухой, твои ноги кажутся ватными, пальцы рук мелко дрожат, а по спине вдоль всего позвоночника бежит ручеек холодного пота. Можно подумать, что кровь вытекала все это время не только из больного, но еще из тебя самого и, зашивая пробоину вены, ты спасал сразу обоих.

Литотрипсия

«Литотрипсия» — слово греческого происхождения, и означает оно «разрушение камня». Казалось бы, этим в первую очередь должны заниматься каменотесы; но и хирурги не чужды литотрипсии. На целые годы она даже сделалась моей основной работой: я заведовал службой, которая называлась «Отделение дистанционной литотрипсии». История, физика и философия этого дела так любопытны, что я не могу отказать себе в удовольствии кратко их изложить.