– Вот вечно ты так! – уже почти в голос вещает крайне довольный Даня, лишь слегка прикрывая свои драгоценные телеса правой рукой. – Когда все смотрят, паинькой притворяешься, а потом втихомолку…
– Трус! Подлец! – пищу я негодующе. – Ты что, девушку на дуэль вызываешь?
Но Гаршин не успевает ответить – на всю аудиторию раздаётся звучный голос лектора Владимира Александровича:
– Гаршин, Кусакина, мы не мешаем вашим брачным играм?
Я замерла, густо заливаясь краской и отчаянно желая провалиться сквозь скамейку и ступенчатый пол аудитории. Куда-нибудь подальше отсюда.
– Я просто подумал, – невозмутимо продолжает Владимир Александрович, – может, нам всем выйти, чтобы вы могли спокойно продолжить…
Краем глаза цепляю Данино выражение лица. Оно просто… феерическое. Как у кота, объевшегося сметаны. Ни малейшего румянца – только улыбка Чеширского сородича, во всю харю.
– Спасибо, – отвечает он преподавателю, нисколько не смущаясь, – но тогда игра потеряет всю свою прелесть.
Владимир Александрович хмыкнул осуждающе и восхищённо одновременно (ещё бы, столь фантастическую самоуверенность нечасто встретишь):
– Что ж, в таком случае я попрошу вас отложить их до какого-то менее важного мероприятия. Пригласите барышню на вечер поэзии или в кино и там уж развлекайтесь. А то, боюсь, хитросплетения ваших отношений имеют более высокий рейтинг среди однокурсников, чем матанализ, но им ведь ещё экзамен сдавать… Будьте милосердны.
Гаршин невозмутимо кивает и садится ровнее, успев на прощание мне подмигнуть. Я продолжаю кипеть молча, а потом и вовсе начинаю остывать, благодаря его милосердному молчанию. Кривым торопливым почерком списываю пропущенный кусочек лекции у соседки справа и опять пытаюсь вникнуть в тему занятия.
Но мне не дают.
"Как насчёт вечера поэзии?" – появляется на ненавистных полях Гаршинской тетради.
Молчать. Мне надо молчать и слушать лекцию. И записывать только её.
Но я слабачка. Пишу карандашом:
"Только через твой труп"
Даня старается не улыбаться слишком широко, но губы его дрожат от счастья. О да, он опять завладел моим вниманием… Смотрите все, староста-святоша вместо конспектирования лекции переписывается с главным мизераблем N-ского Государственного Университета!
"Там меня и укокошишь, – щедро предлагает он. – Раз на открытую дуэль нам нельзя…"
Я не знаю, что на это ответить – вот, честно, не знаю. Поэтому просто качаю головой и снова пытаюсь погрузиться в лекцию.
Гаршин опять что-то карябает в своей долбаной тетрадке и пододвигает ко мне, но я не глядя отталкиваю его и прикрываюсь левой ладошкой, чтобы не видеть.
– Алина, – тихо зовёт Даня, но я затыкаю уши и отчаянно зажмуриваюсь. Ну что за наказание? Зачем? За что? Я ведь так стараюсь вести себя хорошо…
Гаршин наконец отстаёт от меня и углубляется в свой смартфон. Я вздыхаю с облегчением, но – слишком рано. Звенит звонок на перемену между часами пары, а Гаршин не двигается с места. А мне нужно выйти. Срочно. Прополоскать тряпку, проветрить голову и пересесть куда-нибудь. Хоть на самый верх – только подальше от этого идиота.
– Данил, – нехотя выдавливаю я. – Выпусти меня, пожалуйста.
– Нет, – коротко, безэмоционально откликается он.
– Данил, – моментально накаляюсь я. – Ну прекрати…
– Сейчас будет звонок обратно.
– Послушай, ну это просто смешно! – пищу я истошно.
– Так чё ты тогда орёшь? Смейся!
Я оглядываю другой конец лавки – он очень далеко, метрах в десяти, и по пути – куча народу. Сидят и с любопытством наблюдают за нашими разборками. Хоть бы, блин, подняли задницы, прошлись. Сидячий образ жизни ещё успеет нас погубить…
– Данил, мы же не в пятом классе, чтобы страдать фигнёй и дёргать за косички понравившуюся девочку!
Я пытаюсь его оскорбить столь возмутительным предположением, смутить, но вместо этого смущаюсь сама и опять густо краснею. А он только фыркает:
– Да мне пофиг, что ты там думаешь, Кусака!
И вот в этом весь Гаршин. Ему пофиг на всё.
Вышедший на пару минут преподаватель возвращается в аудиторию, и я от отчаяния, как маленькая, прибегаю к последнему средству:
– Владимир Александрович! Ну скажите ему, что он меня достаёт?!
Профессор улыбается в седые усы и мягко отвечает:
– Я ведь уже всё сказал, юная леди. Вы согласились сходить с ним в кино?
– Я?! – офигеваю. – Да ни за что!
– Ну вот и пеняйте на себя…
Он берёт в руки мел и как ни в чём не бывало начинает писать на доске, вымытой кем-то другим, а не мной. Я оседаю на лавку и с ненавистью кошусь на мстительно ухмыляющегося Гаршина. Ну уж нет, я не позволю ему победить! Резво собираю свои вещи в сумку, усаживаюсь на стол и спускаю ноги в следующий ряд.
– Выпусти, пожалуйста! – прошу Диму Мирошниченко, который преграждает путь на волю, и он с готовностью его освобождает.
Стрелой спускаюсь по лестнице и уже под трель звонка плюхаюсь на самый край первого ряда, потеснив обретающихся там очкариков. Всё, теперь он точно ко мне не подсядет.
Данил