Моя бабушка – Лермонтов

– Ничего не понимаю. Кто здесь дочь Марии?

Мама отлепилась от телефона и кинулась к редактору.

– Вы ее видели? Она жива? Она в больнице?

– Зачем в больнице? В ресторане, – ответил главный редактор. – Я сам только что оттуда. Тут рядом, на соседней улице. А что случилось?

Вся процессия – главный редактор, милиционер, директор гостиницы, мама, родственники покойного и сам покойный на персональном автомобиле двинулись в сторону ресторана. Там все тоже чуть в обморок не попадали. Особенно когда катафалк увидели и людей в черном по случаю траура. Мама ворвалась в ресторан, где за накрытым столом сидела бабушка.

– О, Ольга, ты должна была работать репортером! Как ты меня нашла? – воскликнула радостная и немного пьяная бабушка.

– Я тебя сейчас убью, – закричала мама, – ты хоть понимаешь, что я пережила, пока тебя искала?

– Ты привезла лекарства? – уточнила бабушка.

– Привезла.

– Вот и хорошо. Ты знаешь, здесь большие проблемы достать обычный корвалол! Надо об этом непременно написать! Обязательно сделаю очерк!

– Мама, я все морги и больницы обзвонила. Ты хоть понимаешь, что так нельзя делать?

– А что я сделала? – не понимала бабушка.

Мама поседела очень рано. Она старалась сделать так, чтобы нам с бабушкой было хорошо. И однажды отправила в Плес. Билеты были куплены в СВ в оба конца. Но бабушка не захотела ехать из Плеса на поезде и поменяла билет в СВ на билет на теплоход. Мама тогда тоже чуть умом не тронулась, разыскивая свою мать и свою дочь по всем вокзалам и городам следования. Мама встречала чуть ли не все поезда, но прошла неделя, а ни ее мать, ни дочь так и не объявлялись. Ни слуху ни духу. Бабушка позвонила своей дочери уже из Москвы и удивленно спросила, почему это она их не встречает. Бабушка при этом назвала улицу, куда мама должна немедленно приехать, и эта улица не имела отношения ни к морвокзалу, ни к автовокзалу, ни к железнодорожному. Позже оказалось, что бабушка ненадолго – буквально на сутки – заехала в гости к своей новой, образовавшейся на теплоходе подруге. Меня тошнило все время путешествия, поэтому перед мамой я предстала зеленого цвета, с синими кругами под глазами, похудевшей на несколько килограммов. Мама плакала. Она так сильно поругалась с бабушкой, что не разговаривала с ней почти месяц. Бабушка так и не признала свою неправоту. И вообще не понимала – с чего мама так нервничает?

– Я же не в маразме! – кричала бабушка в свое оправдание, и это было главным аргументом.

– Ты могла меня просто предупредить? Ты могла мне сказать, что хочешь плыть на теплоходе? Я бы достала тебе билет на теплоход!

– Это желание возникло спонтанно! – объясняла бабушка. – У меня могут быть спонтанные желания?

Когда мама появлялась в школьном дворе сельской школы – она стояла под окнами, в совершенно неприличном виде, и курила, а вся школа висела в окнах и ее рассматривала, я сразу понимала, что у нее тоже возникло спонтанное желание куда-нибудь уехать и забрать меня с собой.

Никого и никогда я не любила так, как бабушку. Никого я так не боялась и не уважала, как Варжетхан. Две закадычные подруги, самые близкие друг другу люди, похоронены на одном кладбище, по соседству. Варжетхан, как рассказывала мама, так и не смогла оправиться после смерти бабушки. Она так по ней тосковала, что не могла лечить женщин, варить свои отвары и предсказывать будущее по бобам. И это тоже приблизило ее смерть – нежелание заниматься любимым делом, потеря смысла жизни.

Ни с кем мне не было так хорошо, как с бабушкой. Она дала мне больше, чем любая из бабушек. Она передала мне свою любовь к профессии, детский интерес к жизни и наивную, доходящую до идиотизма веру в людей. А еще в то, что в любой трагедии можно увидеть комедию и уметь над этим посмеяться.