— Простите, я хотел сказать, что это он мой портной.
Она бросила на него задумчивый взгляд:
— Как же вы ловко умеете лгать!
— Вы называете шутку ложью?
— Уклончивость — вид обмана.
— Да? Так вы видите это именно под таким углом? — удивился Руперт.
Ребекка едва не рассмеялась его находчивости.
Хотя они обменялись колкостями, не сказав друг другу правды, все же, к ее удивлению, Руперт не стал допытываться, почему она была на Уигмор-стрит. Теребя моток белых шелковых ниток, он вдруг сказал:
— Если вы не знаете, к чему применить свое искусство, можете связать мне жилет?
Ребекка невольно усмехнулась:
— Жилет? Это будет выглядеть как подарок с моей стороны…
— Пусть это будет рождественский сувенир, преподнесенный немного раньше обычного, — сказал Руперт, и тон у него был на редкость серьезным.
— Я не дарю подарки случайным знакомым.
— Но мы больше чем случайные знакомые.
— Вовсе нет.
— Разумеется, да. Или у вас вошло в привычку целовать случайных знакомых?
Ребекка презрительно фыркнула:
— По-моему, это вы целовали меня, а не наоборот!
Руперт снова улыбнулся:
— Но вы ответили на поцелуй, Бекка. И не пытайтесь это отрицать.
Ему наконец удалось заставить ее покраснеть. Наверное, ее щеки стали одного цвета с его камзолом!
— Атласный камзол днем? Надеюсь, вы знаете, что этот щегольской стиль вышел из моды десятилетия назад.
— Это не так, дорогая. И кроме того, я надеваю этот камзол ради матери.
— Ваша мать носит мужские камзолы?
— Знаете, думаю, что носила бы, если бы не боялась осуждения света, но нет, я ношу его из-за матери, потому что ее это бесконечно раздражает.
— И это вам нравится? — удивилась Ребекка.
— Очень, — хмыкнул Руперт, и она не поняла, говорит ли он всерьез или опять шутит. Но она догадалась, что если он собирается сегодня увидеться с матерью, значит, решил вернуться домой. Навсегда?
Она была ужасно разочарована. Неужели они больше не увидятся во дворце? Какой тоскливой сразу станет жизнь! И как же он сможет исполнять обязанности посредника между ней и Найджелом? Не ожидает же он, что она будет приезжать в его лондонский дом?
Обычно Ребекка не вела себя так дерзко, но сейчас иного выхода не было, и потому она спросила:
— Я еще увижу вас во дворце?
— Ваше рвение ошеломляет меня. — Уголок его губ чуть поднялся в задорной улыбке.
— Я всего лишь полюбопытствовала! — возмутилась Ребекка. — Ведь вы едете домой? Или я ошиблась и вы вовсе не гость во дворце?
— Гость, но ненадолго. К тому же вовсе не обязательно жить во дворце. Достаточно время от времени там бывать. А вы уже скучаете по мне? Признайтесь, скучаете?
Ребекка выразительно закатила глаза.
— Вы прекрасно знаете, что между нами далеко не все кончено, Бекка, — прошептал Руперт.
Он, вне всякого сомнения, имел в виду миссию посредника между ней и Найджелом. И все же в сердце загорелась надежда… потому что Ребекка придавала его словам больше значения, чем следовало бы.
Глава 19
Сент-Джоны всегда были городскими жителями, если верить долгой истории их благородной семьи. Самый первый дом Сент-Джонов находился в Старом Лондоне, но много веков назад был уничтожен печально известным пожаром, охватившим почти весь город. Гораздо позже Сент-Джоны приобрели имение в провинции, недалеко от Плимута, и назвали его в честь Рочвудов. Титул, который переходил из поколения в поколение. Но в доме жили очень редко: когда столица отстроилась, Сент-Джоны переехали туда.
Титул маркиза Рочвуда достался Руперту от рано умершего отца, Пола Сент-Джона. Теперешний дом, особняк на Арлингтон-стрит, выстроенный дедом Руперта по отцовской линии, тоже принадлежал ему. Хотя с фасада он ничем не отличался от других лондонских городских домов, обстановка поражала своей роскошью.
Расположенная к северу от дворца и в квартале от Грин-парка, Арлингтон-стрит перестала быть тихой, спокойной улочкой. Когда королева Виктория превратила Букингемский дворец в свою официальную резиденцию, все улицы вблизи дворца, включая самые узкие, стали обходными маршрутами для местных жителей, старавшихся избегать более широких улиц, по которым во дворец доставлялись продукты и необходимые товары. Кроме того, здесь велось оживленное строительство, жилищное и коммерческое, поскольку земля значительно подорожала из-за близости к дворцу.
Руперт приехал домой в полдень — самое время пообедать с матерью и обоими братьями, если, конечно, они уже собрались в столовой. Он всегда скучал по родным, когда слишком долго отсутствовал. Особенно ему не хватало забавных попыток матери повлиять на старшего сына, тем более что она иногда устраивала настоящие спектакли. На этот раз его не было всего несколько дней, но мать, несомненно, начнет жаловаться.
Средний брат, Эйвери, на два года младше Руперта, больше не жил с ними. Став совершеннолетним, он уговорил Руперта отдать ему один из доходных домов Сент-Джонов и превратил его в холостяцкое жилище, где намеревался содержать любовницу, если повезет найти таковую. Руперт, не желая быть лицемером, исполнил просьбу брата, хотя сам вовсе не желал для себя отдельного жилья.