Мой злейший враг

— Я знаю ее съ дѣтства, лѣтъ съ двухъ. Она была тринадцати дюймовъ ростомъ и нѣсколько безпечна, какъ всѣ мы бываемъ въ этомъ возрастѣ. Теперь въ ней тридцать семь футовъ, она самая величественная изъ всѣхъ насъ въ Америкѣ. Ноги ея еще болятъ отъ выростанія; времени у нея много. Никогда не спитъ. Она самый энергичный и дѣятельный членъ ново-англійскаго клуба совѣстей. Она предсѣдательница клуба. День и ночь вы можете видѣть, какъ она грызетъ Смита, надсаживаясь надъ своей работой съ засученными рукавами, съ лицомъ, оживленнымъ радостью. Она теперь блестящимъ образомъ овладѣла своей жертвой. Она можетъ заставить бѣднаго Смита вообразить, что всякій самый невинный его поступокъ — отвратительное преступленіе. Тогда она садится за работу и чуть не вытягиваетъ изъ него душу изъ-за этого.

— Смитъ благороднѣйшій человѣкъ во всемъ здѣшнемъ округѣ, и самый невиннѣйшій и вѣчно страдаетъ о томъ, что не можетъ быть хорошимъ! Только совѣсть можетъ найти удовольствіе мучить такую душу. Знаешь ты совѣсть моей тетки Лери?

— Я видѣлъ ее издали, но не знакомъ съ ней. Она живетъ на открытомъ воздухѣ, потому что нѣтъ двери, въ которую бы она могла пройти.

— Я могу повѣрить этому. Постой-ка, знаешь ли ты совѣсть этого публициста, который какъ-то разъ выдалъ мои стихи за свой «сборникъ» и заставилъ меня заплатить судебныя издержки, которыя я навлекъ на себя, чтобы отстранить его?

— Да, онъ пользовался громкою извѣстностью. Мѣсяцъ тому назадъ его показывали на выставкѣ вмѣстѣ съ другими достопримѣчательностями, въ пользу новаго члена кабинета совѣсти, изнывавшаго въ изгнаніи. Входные билеты и провозъ были дороги, но я проѣхала даромъ, назвавшись совѣстью издателя, и вошла за половинную цѣну, выдавъ себя за совѣсть священника. Однако, совѣсть публициста, служившая главною приманкою выставки, потерпѣла полное фіаско. Она была тамъ, но что же толку? Управленіе поставило ее подъ микроскопъ, увеличивающій только въ тридцать тысячъ разъ, и никто не могъ разсмотрѣть ее. Это возбудило вообще негодованіе, но…

Тутъ на лѣстницѣ послышались быстрые шаги. Я отворилъ дверь и тетя Мэри ворвалась въ мою комнату. Встрѣча была радостная, посыпался веселый дождь вопросовъ и отвѣтовъ относительно семейныхъ происшествій. Наконецъ, тетя сказала:

— Но теперь я должна пристыдить тебя немножко. Въ послѣдній день нашего свиданія, ты обѣщалъ мнѣ заботиться о нуждахъ этого бѣднаго семейства, что живетъ въ углу, такъ же усердно, какъ это дѣлала я. Ну, я случайно узнала, что ты не сдержалъ обѣщанія. Развѣ это хорошо?

Признаться сказать, я ни разу и не подумалъ объ этой семьѣ, и теперь чувствовалъ себя мучительно виноватымъ. Я взглянулъ на свою совѣсть. Моя душевная тяжесть сильно подѣйствовала на нее; тѣло ея наклонилось впередъ, она едва не падала со шкапа. Тетя продолжала:

— Подумай, какъ ты забросилъ мою бѣдную protégée изъ богадѣльни, милый ты мой, жестокосердый обманщикъ!

Я покраснѣлъ, какъ ракъ, языкъ мой не повиновался мнѣ. Сознаніе моей преступной небрежности становилось все сильнѣе и острѣе. Совѣсть моя начала покачиваться взадъ и впередъ, а когда тетя огорченнымъ голосомъ продолжала:

— Такъ какъ ты не разу не навѣстилъ ее, то, вѣроятно, тебя теперь не огорчитъ извѣстіе, что это бѣдное дитя умерло нѣсколько мѣсяцевъ тому назадъ, совершенно безпомощное и брошенное! — Моя совѣсть не могла больше снести тяжести моихъ страданій, свалилась внизъ головой съ своего высокаго мѣста на полъ съ тупымъ свинцовымъ стукомъ. Она лежала, корчась въ страшныхъ мукахъ и трепеща отъ страха и напрягала каждый мускулъ, чтобы встать. Съ лихорадочной поспѣшностью я подскочилъ къ двери, заперъ ее на ключъ, прислонился къ ней спиной и не спускалъ глазъ съ своего барахтающагося повелителя. Мои пальцы горѣли отъ нетерпѣнія приняться за свою смертоносную работу.

— О, что такое съ тобой дѣлается? — воскликнула тетя, отступая отъ меня и слѣдя испуганными глазами за моимъ взглядомъ. Я отрывисто и коротко дышалъ и едва могъ сдержать свое возбужденіе.

— О, не смотри такъ, ты меня пугаешь! О, что же это можетъ быть? Что ты видишь? Почему ты такъ смотришь? Что ты дѣлаешь съ своими пальцами?

— Молчи, женщина, — сказалъ я хриплымъ шепотомъ, — смотри въ другую сторону, не обращай на меня вниманія! Это ничего, ничего. Со мной это часто бываетъ. Черезъ минуту все пройдетъ. Это отъ излишняго куренія…

Мой побѣжденный лордъ съ дикими отъ ужаса глазами старался доползти до двери. Я едва могъ дышать. Тетка заломила руки и сказала: