Читаем Мой жизненный путь полностью

Изложение естественнонаучных идей Гете для предисловий к изданиям кюршнеровской "Немецкой литературы" заняло много времени. Я начал эту работу в начале 80-х годов, и она не была еще завершена, когда я вступил во второй период своей жизни, переехав из Вены в Веймар. Причина этого лежала в упомянутых выше затруднениях, касающихся естественнонаучного и мистического способов выражения.

Работая над приданием правильной формы мыслям, поясняющим гетевскую точку зрения на естествознание, я должен был найти форму выражения также для тех духовных переживаний, которые представали перед моей душой при созерцании мировых процессов. От Гете меня постоянно влекло к изложению своего собственного мировоззрения, а затем снова к нему, чтобы при помощи приобретенных мыслей лучше изложить мысли самого Гете. Я ощущал, что самым существенным у Гете было его нежелание удовлетворяться каким-либо теоретически легко обозреваемым мысленным построением относительно познания неизмеримо богатой действительности. Гете становится рационалистичным, когда он описывает разнообразные формы растений и животных. Желая постичь геологическое строение Земли или явления метеорологии, он стремится к идеям, действенным в процессе становления природы. Но его идеи — это не абстрактные мысли, а живущие в душе на мыслительный лад образы.

Когда я схватывал то, что Гете в своих естественнонаучных трудах вкладывал в эти образы, передо мной вставало нечто, удовлетворявшее меня до самой глубины души. Я взирал на некое идее-образное содержание, которое приводило меня к мысли, что оно — взятое в дальнейшем осуществлении — выражает истинное отражение природных свершений в человеческом духе. Мне стало ясно, что господствующий естественнонаучный образ мыслей должен возвыситься до гетевского.

Однако в подобном восприятии гетевского природопо-знания заключалось и требование дать представление о самом существе этого содержания идей-образов в отношении к духовной действительности. Идеи-образы правомерны только тогда, когда они указывают на такую духовную действительность, которая лежит в основе чувственной. Однако Гете — в благоговении перед неизмеримым богатством действительности — избегает подходить к изображению духовного мира и после того, как чувственное он довел в своей душе до одухотворенного образа.

Теперь я должен был показать, что если Гете и мог жить душевно, пробиваясь с помощью познания от чувственной природы к духовной, то другой человек лишь тогда сможет вполне постичь душевную жизнь Гете, если сам, превзойдя его, доведет познание до восприятия духовного мира в идеях.

Говоря о природе, Гете пребывал в духе. Он боялся стать абстрактным, если после этого живого пребывания в духе он перешел бы затем к жизни в мыслях об этом пребывании. Он желал ощущать себя в духе, но не желал мыслить себя в духе.

У меня часто возникало ощущение, что я как бы изменяю гетевскому образу мыслей, излагая мысли о его миросозерцании. И для каждой подробности, связанной с интерпретацией Гете, мне всякий раз приходилось овладевать новым методом, чтобы говорить о Гете в духе самого Гете.

Мое изложение гетевских идей явилось итогом многолетней борьбы за лучшее понимание Гете при помощи его же собственных мыслей. И, оглядываясь назад на эту борьбу, я должен признаться, что обязан ей многим в развитии моих духовных познавательных переживаний. Развитие это протекало гораздо медленнее, чем в том случае, если бы судьба не уготовила на моем жизненном пути работу над изданием Гете. Я следовал бы тогда за своими духовными переживаниями и излагал бы их именно так, как они вставали передо мной. В духовный мир я был бы вовлечен раньше, но у меня не было бы повода погружаться, прилагая усилия, в собственное внутреннее существо.

Так, благодаря работе над изданием трудов Гете я пережил различие между душевной организацией, которой духовный мир открывается некоторым образом как благодать, и такой, которая сначала шаг за шагом в своем внутреннем существе уподобляется духу, чтобы затем, когда душа будет переживать себя как истинный дух, оказаться в самой духовной сущности мира. Только тогда человек начинает ощущать, как тесно в человеческой душе могут срастись человеческий дух и мировая духовность.

Когда я работал над моей интерпретацией Гете, он в духе всегда был рядом со мной, как бы предупреждая меня и беспрестанно взывая: кто слишком быстро продвигается на духовном пути, тот хотя и может достичь узко ограниченного переживания духа, но он вступает в содержание действительности обедненным и оказывается за пределами богатств жизни.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии