Мой желанный враг

– Как? – Я дернул плечами, поправил ворот рубашки. – Как, Витенька? Может, ты подскажешь, что я должен изменить в своем поведении, чтобы угодить твоим бабам? Или эта какая-то особенная? Как-то дает, не как все?

Воскресенский еле сдерживался. На его лице гуляли желваки, пальцы сжались в кулаки.

– Не баба, а девушка. Это моя девушка, Марк, запомни. На этот раз у меня все серьезно.

– Вау, – усмехнулся я. – Стало быть, поэтому ты всаживаешь в нее столько бабла?

В следующее мгновение он ухватил меня за грудки и подтянул к себе.

– Я трачу столько, сколько хочу. Ясно? – прорычал мне прямо в лицо. Затем медленно расцепил пальцы и опустил руки вниз. – Это мои деньги, я их заработал. Или, может, у тебя другое мнение?

Я сделал шаг и кивнул.

– Тебе пора включить голову, Воскресенский. Эта твоя…

– Полина, – подсказал он.

– Эта твоя Полина ничем не лучше остальных. Откуда ты притащил ее? Из какого-то Мухосранска? Значит, должен понимать, что она там всем колхозникам отсосала, а теперь тебя окучивает! Да у нее одно бабло в глазах, а ты для нее – лишь способ его получить. Они все одинаковые, каких бы овечек из себя ни строили, поверь моему слову.

– Она не такая, – тяжело дыша, сказал Вик. И ввинтил мне в грудь свой палец. – Не такая, понял?

– Ну да, – хмыкнул я, оглядывая его с жалостью.

– Со мной первый раз такое, Марк. Я не знаю, что это, но чувствую, что могу доверять ей. Чувствую, что это на всю жизнь.

– Ого! – Мне стало смешно. – Ты серьезно?

Вик положил свои ладони на мои плечи.

– Я прошу тебя, Марк. Посмотри на меня. – Он дождался, когда я подниму взгляд. – Прошу тебя вести себя с ней прилично, хорошо? Полина совсем другая, не обижай ее. Обещай.

И в этот момент я решил, что сделаю вид, будто прогнулся.

– Да. Как тебе угодно. – Шумно выдохнул. – Если придется быть паинькой, чтобы ты мог трахнуть свою колхозницу, значит, я побуду паинькой.

5

Полина

Никто и никогда не обращался со мной таким образом. Никто не унижал подобными словами. «Соска»! Что это, вообще? Что означает? Хотя я догадывалась, и от этого становилось только обиднее. Щеки горели от ударившего в них жара, а коленки тряслись от холода и злости.

Я ерзала на диване, не решаясь встать и уйти. Если бы можно было убежать незамеченной, то так бы и сделала, но единственный путь отсюда проходил через лестницу, внизу которой стояли мужчины. Сталкиваться еще раз с этой сволочью прямо сейчас мне не хотелось.

Меня отчаянно лихорадило. Что он подумал обо мне? Что я проститутка? Но ведь я прилично одета, пришла сюда со своим молодым человеком. Или, может, я недостаточно респектабельно выгляжу? Не ровня такому обеспеченному человеку, как он?

Да пошел этот Марк! Ничтожество!

Единственное, о чем я сейчас жалела, так это о том, что растерялась, услышав обидные слова. Не сразу поняла, что мне прямо в лицо могут сказать что-то такое. Зависла, потеряла дар речи, а нужно было шарахнуть с размаху ему по роже, чтобы не потерять чувство собственного достоинства окончательно.

А теперь сижу тут. Жду. Ну, точно как та, кем он меня обозвал!

Черт, Полина, где же твое самолюбие?

Я решительно встала, выбралась из-за стола и подошла к основанию лестницы.

– Я уволил его.

– Ты его что? В смысле?

– Немножко подрихтовал ему рожу и выставил ногой под зад.

– Черт, нам нужно было сначала со всем разобраться!

– С чем тут разбираться, Вик? Эта тварь посмел сунуть свою лапу в наши счета!

– Он ведь оказался в трудной ситуации.

– В трудной? О’кей. Тогда этот урод должен был подойти к нам с тобой, рассказать о своем положении и попросить денег, а не переводить их молча на счет своей бабы!

– Но нам некому больше доверять. Мы не можем поставить на эту должность кого-то с улицы.

– И ему мы тоже больше доверять не можем. Скажи спасибо, что я не скормил его собакам, меня так и подмывало вчера это сделать!

– Спасибо.

– Нам нужен человек, который займет место этого увальня.

– Кто?

– Кто-то достаточно жесткий, чтобы уметь противостоять всей этой шобле, которая постоянно пытается нагреть нас на бабки.

– Я могу позвонить своему дядьке, у меня больше нет никого на примете. После смерти моего отца он живет обособленно, ни с кем не общается, но в молодости отлично справлялся с подобной работой.

– Звони, – отрывисто сказал Марк.

И в тот момент, когда он начал оборачиваться, я отшатнулась и рухнула обратно на диван. В груди заклокотало от возмущения и волнения, пальцы нервно затеребили край юбки.

Все чужое. Все мрачное, странное, дикое. Мне не нравится тут. Не нравится в этом городе. Мне хочется к маме, но мама… И в глазах защипало от подступающих слез.

Шаги приближались.

Я слышала их даже сквозь шум музыки.

Сделала вдох, расправила плечи и повернулась. Марк поднимался первым. Поступь хищника, подобие улыбки на чувственных губах, пугающий холодный взгляд, в котором странным образом уживались равнодушие и злость.