Мой желанный убийца

— Подожди, король, — шепчет Инга и азартно начинает двигать свою карту — даму треф. Для этого ей приходится вплотную столкнуться с пиковой старухой. Пользуясь тем, что дама треф находится между двумя пиками, Инга накрывает тройку пик против всех правил и с большим трудом отрывается от старухи. Вверху остается пиковая шестерка — поздняя дорога, внизу семерка — обман. А впереди — трефовая девятка… Глаза Инги сузились. Рука, смело накрывающая любые карты, дрожала. Девятка треф указывает, что ее друг исчезнет из ее жизни. Но Инга только начинает борьбу. Пришло время заняться королем треф, так безмятежно развалившимся на диване. Он обложен пустой картой и ничем не в состоянии помочь даме бубен. А к ней, уже по наущению Инги, устремилась плохая пика. Туз пик накрывает пятерку бубен и занимает третью позицию в четвертом ряду, там, где царствует бубновая девка. Этот туз означает зимней ночью испуг и раскаяние, а десятка треф при даме значит интерес трефового короля. Если учесть, что между этими трефами гарцует девятка, многое проясняется. Карта денег всегда в чести у дам. Эта девятка накрывает интерес Лимона — трефового короля. Оказавшись при даме бубен, девятка обозначает ни больше ни меньше — любовь. Дальше у дамы бубен прямая дорога наверх, в объятия короля треф. Вся перемещенная Ингой пика, блокирующая даму бубен, останется внизу. Мерзавка поднимается, как на лифте. Инга впилась глазами в возникающий треугольник — даму бубен, девятку бубен и короля треф. Любовь, деньги, счастье.

— Нет! — взвыла Инга и снова откинулась на спинку стула, больно ударившись позвоночником. Некоторое время она тихо стонала, скрючившись. Ганс слетел на стол и принялся клевать карту бубновой дамы. Широко взмахнул крыльями и загасил все свечи. Инга встала, схватила на руки разгневанного Ганса и скрылась за шелковой китайской ширмой, загораживающей ее роскошную высокую кровать. Не выпуская из рук петуха, она забралась под одеяло и зарыдала. Мягко ступая по коврам, к кровати подошел Игнатий. Посидев в задумчивости, открыл лапой тумбочку, оказавшуюся внутри холодильником, осторожно лапой выкатил зеленую бутылку с черной этикеткой. Любимое итальянское шампанское Инги — «Президентский запас».

Несколько раз ободряюще мяукнул. Из-под одеяла вынырнула рука с новым перстнем из белого золота. Сверкнув в глаза коту бриллиантом, забрала бутылку. Ганс получил свободу. Он с достоинством прошелся по кровати, свысока поглядел на Игнатия и перелетел на спинку дубового стула. Инга открыла шампанское. Налила в широкий фужер почти полбутылки пенистого белого вина.

Пузырьки весело выпрыгивали и кололи ее склоненное к фужеру перекошенное лицо.

Навстречу брызгам шампанского падали крупные горячие слезы.

Инга прежде никогда не задумывалась о возможности исчезновения Лимона. Относилась к нему спокойно, как к собственности. Нет, как к собственноручно сделанной вещи. Этот грозный безжалостный рэкетир в ее руках был послушным и заботливым любовником. Оставалось сделать несколько усилий, и они навсегда покинут этот безнадежно больной, умирающий город. Там, на зеленом острове, их ждет ослепительно белый дом с висящей над морем террасой. Синее небо накроет их своим куполом, и они навсегда забудут о мучительных конвульсиях, называемых здесь жизнью…

Уверенность вернулась к Инге. Она отбросила одеяло и легко встала с кровати. Перед тем как вернуться к столу, задержалась у зеркала, ища поддержку в его мраке. Долго всматривалась, ничего не видя, кроме своего горестного отражения. И вдруг из мрачного небытия зазеркалья выглянул генерал-фельдмаршал, сенатор граф Яков Вилимович Брюс — чернокнижник и гадатель. Инга натянуто улыбнулась старому знакомому. Старик почитал себя первым чернокнижником России, поэтому был всегда надменен. Правда, иногда давал дельные советы по пасьянсам, в чем демонстрировал величайшее искусство. Но чаще ворчал, сплетничал и на разные лады хаял губителей России. В этот раз он скривил губы в старческой снисходительной улыбке, небрежно двумя пальцами откинул букли пожелтевшего от времени парика и доверительно прошептал:

— При оной фортификации, голубушка, и блефануть не грешно.

Инга впервые искренне обрадовалась Брюсу. Он напоследок махнул кружевным батистовым платком, заговорщически подмигнул и прыгающей походкой удалился. Его расшитый золотом камзол долго виднелся в сумраке вечности.