Мой замок

Роланд залез прямо в корыто. Он был достаточно худ, хотя и высок ростом, чтобы поместиться в воде и посидеть пару минут, отдыхая как от упражнений, так и от непрошенного внимания.

Может, он задремал на какое-то короткое время. Потому что неким непостижимым образом возле него вновь оказалась графиня Арден, причем даже не с пустыми руками.

Она принесла попить, и сейчас протягивала ему деревянный кубок, не обращая внимания, что совсем голый юноша в деревянной бадье... окаменел.

Стыд, страх, яростная обида стиснули сердце Роланда! Эта старая дура не считает его мужчиной?! Она его не стыдится? Что она себе думает, стоя со своей гнусной улыбочкой и притворяясь ангелом милосердия! Если он – сирота, если его лишили дома, имени, титула, то уже и издеваться можно?!.

– Пожалуйста, выпей это, – просто предложила Леонсия, и он взял.

Молча пил, не сознавая, что пьет, и вообще плохо соображая, но, пока он глотал питье, приступ стыда как-то прошел. В конце концов, что голое тело? Ничего в нем нет такого ужасного. Если она смотрит, пусть ее. Неприлично, конечно, но не съест его эта дама.

И вообще...

С мироощущением Роланда произошло что-то странное. Он вернул кубок леди, откинулся, отпустил скрученные стыдом мускулы. По его телу вдруг пошла приятная дрожь, прозванивая все члены, а в особенности тот член, что является мужской гордостью. Ему больше не мешало, что достойная леди видит его тело голым. Наоборот, это стало как-то даже приятно...

Он встал.

Леонсии много раз приходилось видеть, как на молодых действует вино, сдобренное малой дозой гашиша. Такой вот зажатый, злой, обиженный паренек страдает вдвойне: оттого, что унижен, и оттого, что это унижение видят люди. Но если чуть-чуть помочь, избавить от лишних пут, немножко затуманив сознание, душа расправится. В такой миг юное существо освобождается от того зла, что зажимает его комок, извратив неокрепшие чувства в мерзкие пороки...

В самом деле, что за красавчик, одобрительно щурилась леди, пока Роланд вытирал грудь, бедра, ноги. Худой, но сложен прекрасно. И кожа какая чистая, точно и не валялся целый год на гнилой соломе, и никакая зараза не пристала.

А в его голове гудели трубы и барабаны.

Отстраненно, словно издалека он видел себя рядом с ней – что-то в нем с ужасом корчилось, крича: что ты делаешь?!. – но он не обращал внимания. Все казалось неважным, кроме ясных желаний тела, а оно хотело показать себя, дать полюбоваться, пощупать, похвалить – вот, мол, я какое красивое!

Он и впрямь дал ей пощупать. Подошел, совершенно не чувствуя стеснения, так близко, что его орган, встав, коснулся ее бедра.

И это решило все. Роланд утратил контроль.

Он забыл все. Ничто больше не существовало, кроме его плоти и ее женственности. Он обеими руками обхватил изумленную женщину, прижал и не отпускал, а жадным ртом хватал, всасывал и лизал шею, лицо, плечи.

Она сама заставила его лечь. Сама освободилась от платья, хотя это было и нелегко под его объятиями, и позволила делать все, чего он хотел, вернее, хотела его плоть. А она стремилась с совокуплению.

Леонсия не стала сопротивляться.

...Когда утихли яростные животные судороги, Роланд бессильно опал и перестал вообще двигаться.

Глаза его были закрыты. Он тихо стонал и еще несколько минут не приходил в сознание.

Потом сознание вернулось...

...И смертный ужас сковал его.

Он обесчестил графиню Арден.

Между тем, не подозревающий о своем ужасном несчастии граф Конрад Арден спускался в этот момент по узкой потайной лестнице в самый нижний этаж такого огромного подземелья, что правильнее было назвать его подземным этажом дома.

Секрет «выхода вниз», как сказал Торин, оказался столь же простым, как и тот, чтобыл раскрыт прошлой ночью: в крайнем справа спальном покое был обыкновенный люк. Ну, может, не такой уж обыкновенный, потому что крышкой ему служила широченная, с множеством одеял деревянная кровать.

Представьте себе: на дверце шкафа висит замок, совсем небольшой. Он держит вместе две скобы. Правая принадлежит узкой железной полосе, охватывающей дверцу, а левая – очень похожей, только более длинной, вделанной в стенную деревянную панель, которая является одновременно и спинкой ложа. Панель кажется простым украшением стены.

Если снять замок и открыть шкаф, то видно все его содержимое. Ценное, судя по солидной толщине двери.

И никому, в частности, королевскому бейлифу, не придет в голову, что можно потянуть и за левую скобу. Если толкнуть ее вверх – очень сильно толкнуть – то вся кровать вместе с стенной панелью отойдет вверх под прямым углом к полу, открывая широкий люк и лестницу, что ведет вниз.

– Никогда бы не подумал, как это просто. А Джон Баррет! Что за хитрец! И что за молодец!

– А он при чем? – не понял Мак-Аллистер.

– Торин, дорогой, неужели не понимаешь? Он сохранил секрет! Все время держал у себя ключи, наверняка показывал Хоуленду этот шкаф и помогал выгребать графские драгоценности, а люк не показал! Так и осталось там все, что граф Виктор прятал.

– Да нет же, милорд, он еще за обедом говорил о «выходе вниз».