Дверь была стрельчатая, наподобие ризничной, с массивным засовом, большой замочной скважиной под ним и ржавым железным кольцом посредине. Я подняла засов и без особой надежды потянула за ручку, — к моему удивлению, дверь открылась, громко проскрежетав петлями.
Я переступила порог и оказалась в круглом лестничном колодце, освещенном единственным окном не более фута шириной. Стертые каменные ступени спиралью поднимались в темноту. Никаких других дверей там не было.
Шум дождя снаружи усилился до грохота. Я пока еще не сделала ничего дурного, подумала я. Если меня застанут здесь, скажу, что просто пряталась от ненастья.
Через три полных витка лестницы я приблизилась к арочному проему в стене. Ступени поднимались дальше, но я свернула в арку и очутилась в пустом каменном помещении с еще более узкой дверью в стене напротив.
Либо дождь внезапно прекратился, либо толстые стены не пропускали ни единого звука. Я попробовала дверную ручку, в глубине души надеясь, что она не повернется. Однако эта дверь тоже оказалась незапертой — открылась наполовину и уперлась в какое-то препятствие.
В первый миг я разглядела в полумраке только груду стульев, столов, лавок… нет, церковных скамей, беспорядочно сваленных сразу за дверью; лишь слева оставался узкий проход вдоль стены. Сверху сочился тусклый свет, но откуда именно, я не видела из-за нагромождения мебели.
Я крадучись двинулась по проходу, вздрагивая от каждого скрипа половиц. Впереди виднелась полоска бледного света — окно? На полу лежал толстый слой пыли — она липла к влажному подолу моего плаща, и позади меня оставался отчетливый след. Несколькими шагами дальше находились еще две массивные деревянные двери, обе наглухо запертые.
По мере моего продвижения полоска света впереди становилась все шире. То, что я поначалу приняла за подоконник, оказалось перилами высотой по пояс, зашитыми дубовыми панелями. Я вступила в галерею, тянувшуюся по всей ширине здания. Свет проникал сквозь стрельчатые окна, расположенные высоко в стене. В полу темнел круглый проем открытой винтовой лестницы.
Осторожно приблизившись к перилам, я выглянула в помещение, некогда служившее часовней, а теперь превращенное в склад или какую-то мастерскую. Все окна внизу были заложены кирпичом, как и главный вход; единственная видимая мне дверь вела в смежную ризницу. Я вспомнила слова Фредерика: «В старой часовне у него оборудована лаборатория, которую он называет храмом науки» — и поняла, почему здесь нет окон. Я случайно вторглась в самое сердце владений доктора Стрейкера.
Вдоль стен стояли столы, верстаки и застекленные шкафы с инструментами, бутылями, пробирками, записными книжками, мотками проволоки и диковинными приборами из латунных шестерен, блестящих железных стержней и стеклянных цилиндров. От всех технических устройств тянулись извилистые провода; над верстаками висела добрая дюжина ламп. Среди научного оборудования я заметила несколько вполне обыденных предметов: чайную чашку, подставку для двух графинов и единственный бокал рядом, жестяную коробку с печеньем. В открытом стенном шкафу я видела вешалки с одеждой, цилиндр на крючке, пару башмаков. Около двери в ризницу стояла тележка, похожая на узкую кровать на колесиках, с бортиками по краям и двумя ручками с одного торца — на такой, подумалось мне, удобно перевозить пациентов в бессознательном состоянии… или трупы.
Постепенно я различила тихое непрерывное гудение, еле уловимое слухом. Может, пчелиный рой в какой-нибудь полости в стене? Нет, слишком уж ровный звук. Я не понимала, откуда он доносится, но в нем ощущалась странная вибрация, от которой сводило зубы.
Я уже двинулась обратно, когда вдруг где-то внизу заскрежетал в замке ключ. Ни жива ни мертва от страха, я быстро присела на корточки, прячась за оградой галереи. Послышалась тяжелая твердая поступь; мне показалось, шаги остановились у подножья винтовой лестницы. Стукнул выдвигаемый и задвигаемый ящик стола, зашелестели перелистываемые страницы. Наступила тишина, а минуту спустя шаги удалились, приглушенно хлопнула дверь, и ключ снова повернулся в замке.
Дождь лил несколько дней кряду, но каждый день я надевала влажный плащ и отправлялась к назначенному месту встречи разными окольными путями. Фредерик появился на третий день, в понедельник, и сообщил, что получил от мисс Феррарс краткую записку, где говорилось, что он может зайти к ней на Гришем-Ярд, коли желает. Он поедет в Лондон в среду. Несмотря на угрызения совести, я бы с удовольствием побеседовала с ним, но он, похоже, посчитал долгом чести не задерживаться ни секунды сверх необходимого. Провожая Фредерика взглядом, я вдруг подумала, что такой впечатлительный молодой человек запросто может влюбиться в Люсию.