Мой враг, мой любимый

– Ты видела только то, что происходило в Харперс-Ферри. – Джесс встал и, снова подойдя к камину, невидящим взглядом уставился на пламя. – Кирнан, на Западе я видел страшные вещи. Индейцы творили бесчинства по отношению к белым, причем Многому, надо признать, они у белых же и научились. И сегодня здесь, в Харперс-Ферри, я тоже столкнулся с этой бессмысленной жестокостью. Людей не просто убивали, Кирнан, – над ними глумились и издевались, бессмысленно и страшно!

Она и понимала и не понимала его. Наблюдая за событиями в Харперс-Ферри, девушка тоже воспринимала их неоднозначно – на ее взгляд, многих инцидентов можно было бы избежать, – но Джесс, похоже, переживал происходящее гораздо глубже. Создавалось впечатление, беспорядки в городе затронули в его сердце какую-то чувствительную струну, ей неведомую, или вызвали некие неприятные воспоминания.

– Джесс, не забывай, что Джон Браун напал первым. Он застрелил мэра, самого милого и безобидного на свете человека. Горожане вынуждены были принять ответные меры!

– Да, но эти меры зачастую принимали слишком ужасающую форму, – тихо проговорил Джесс.

– Ты меня пугаешь, я не понимаю, о чем ты?

– Боюсь, что ты никогда меня не поймешь…

– Так объясни же, наконец, что ты имеешь в виду! – взорвалась Кирнан.

Но Камерон только покачал головой:

– Я сам себя не понимаю, Кирнан.

И вдруг ее осенило. Она выпрямилась, не обращая внимания на то, что накидка упала и теперь она стоит перед Джессом в чем мать родила.

– Джон Браун – фанатик! – отчетливо выговаривая слова, бросила девушка в лицо Джессу. – Такой же, как Линкольн. Если он победит на выборах, страна расколется – расколется пополам.

– Ты не можешь этого знать, Кирнан.

– Нет, могу! И знаю. Тут намешано много всего – и стремление к свободе, и экономика. Но главное то, что у них одна жизнь, а у нас – другая!

– Не за свое дело ты берешься, Кирнан.

Девушка вдруг похолодела от ужаса. Казалось бы, только что она владела всем на свете: Джесс был рядом. Они провели чудесную ночь любви. Конечно, не следовало бы так торопиться, но она всегда была выше условностей, ну а Камерон тем более. Любовь оказалась настоящей волшебной сказкой, и теперь перед Кирнан открывалось блестящее будущее, такое же прекрасное и сверкающее, как звезды, всякий раз представавшие перед ее мысленным взором, когда Джесс ласкал ее.

И вдруг оказалось, что это самое будущее коварно ускользает прочь, словно она, набрав воду в ладони, пытается удержать ее, но, разжав пальцы, обнаруживает, что там ничего нет. Вода вытекла…

– Джесс, ты же виргинец!

Он обернулся:

– Нельзя отделять Виргинию от остальных штатов. Тебе это не под силу, Кирнан.

Она отвернулась, пытаясь скрыть навернувшиеся на глаза слезы, и поспешно принялась подбирать валявшуюся на полу одежду.

Черт, корсет она одна надеть не сможет. Обращаться за помощью к Джессу? Ну уж нет!

Внезапно он вырос у нее за спиной.

– Не прикасайся ко мне! – гневно выкрикнула девушка.

– По – моему, просьба слишком запоздалая, – пробормотал Джесс, улыбаясь.

– Уйди!

Она рванулась, пытаясь высвободиться, но он уже ухватился за шнурки. Кирнан снова рванулась, но Камерон уже невозмутимо шнуровал корсет, и она чуть не упала.

– Стой спокойно!

Едва корсет обрел свое законное место, как девушка высвободилась и торопливо напялила на себя одежду. Она чувствовала на себе взгляд Джесса, но даже не подумала поднять глаз.

– Я ухожу, Джесс! – наконец выпалила она.

– Придется тебе подождать меня.

– Доберусь и сама!

– Нет, я тебя отвезу.

– Джесс!..

– Ты приехала со мной, значит, со мной и уедешь.

Джесс неторопливо поднял с пола рубашку и встретился взглядом с Кирнан. Глаза ее, яростно сверкая, метали молнии.

Как он может подвергать сомнению право южных штатов на отделение? Как может выступать против собственного образа жизни, против того, что дорого его брату и ее отцу?

Кирнан попыталась уверить себя, что теперь это не имеет значения. Не должно иметь.

Но ведь имело же! Она словно попала в некий водоворот, и вода теперь безжалостно тащит ее по острым камням. Слухи о возможной войне уже давно носятся по округе.

Но если война и в самом деле разразится, неужели Джесс окажется в стане противников?..

Тем временем Джесс заправил в брюки рубашку и потянулся к сапогам.

На губах его играла обычная ухмылка. Лихо сдвинув фуражку на лоб, он подхватил с кровати свою накидку.

Ту самую, на которой они провели ночь.

Кирнан резко обернулась и направилась было к двери, но Джесс схватил ее за руку.

– Кажется, ты сказала, что любишь меня.

– Я не могу любить предателя!

– Я не предатель!

– Ты не на той стороне.

– О чем, черт побери, ты толкуешь?

– Тогда поклянись! – торопливо заговорила Кирнан. – Поклянись, что будешь на правильной стороне…

– А какая из них правильная, Кирнан? Ты, что ли, знаешь?

Она умолкла, в упор глядя на Джесса. Ей хотелось разрыдаться и броситься в его объятия, забыть весь этот разговор и снова лечь с ним рядом прямо здесь, у камина. Они бы опять занялись любовью, а золотистые блики пламени плясали бы на их обнаженных телах…