Я навестила его жену, Фрэнсис, которая дохаживала последние дни беременности, и нашла ее собирающейся в дорогу. Фрэнсис сказала, что должна ехать, ибо за Филипом нужен уход.
– В вашем состоянии вы ничего не сможете сделать, – возразила я ей, но она не слушала, а отец ее сказал, что раз она так решительно настроена, лучше ее не останавливать.
Так, Фрэнсис поехала в Арнхем. Бедняжка, ее жизнь с Филипом была не из счастливых. Видимо, она его любила, да и кто мог бы не любить Филипа Сидни? Может быть, она понимала, что те любовные поэмы, что писал моей дочери Пенелопе Филип, не должны были восприниматься как предпочтение ей другой женщины. Во всяком случае, не много существует женщин, которые приняли бы такую ситуацию, но Фрэнсис была необыкновенной женщиной.
Филип страдал от острой агонии двадцать шесть дней, пока не умер. Я знала: его смерть была большим ударом для Роберта, который воспринимал его как сына. Его талант, его шарм, – все в натуре Филипа достойно восхищения, но он не вызывал у людей зависти, подобно Роберту, Хэттону, Хинеджу и Рейли. Дело в том, что у Филипа не было амбиций. Он был человеком редкостных качеств.
Я слышала, что горе королевы было велико и неподдельно. Она потеряла своего дорогого друга – Мэри Сидни, а теперь еще и Филипа, которым всегда восхищалась.
Королева ненавидела войны. Она говорила, что они бессмысленны и никому не приносят добра. Все свое правление она изыскивала возможности избегать войн, и теперь она впала в глубокую депрессию из-за потери друзей и из-за усилившейся угрозы со стороны испанцев. Опрометчивая и глупая кампания в Нидерландах не принесла избавления от испанского владычества.
Тело Филипа было забальзамировано, перевезено в Англию на корабле с черными парусами, названном «Черная пинасса», и отпето в феврале в соборе святого Павла.
Бедняжка Фрэнсис родила мертвого ребенка, что могло быть ожидаемо после всего, что она вынесла.
Лейстер вернулся в Англию: зима – не лучшее время для военных кампаний, и вместе с ним вернулся мой сын Эссекс.
Первым делом Лейстер поехал к королеве. Его положение было шатким, и в случае неявки к ней могло бы еще более осложниться.
Воображаю себе его оправдания и извинения, когда он разговаривал со своей повелительницей. Эссекс поехал ко мне. Он был потрясен смертью Филипа: он плакал, когда рассказывал, и говорил, что присутствовал при его смерти.
– Никогда еще не было на свете более благородного человека, – плакал он, – а теперь его нет. Он был рад, что рядом с ним был граф Лейстер. Между ними была глубокая любовь, и мой отчим был в большом горе по смерти Филипа. Филип оставил мне свою лучшую шпагу. Я сберегу ее и, надеюсь, буду достоин ее.
Он сказал, что Фрэнсис Сидни – храбрая женщина. Он собирался сделать все, что мог, чтобы помочь ей, ибо то было последним желанием Филипа.
После доклада у королевы Лейстер приехал ко мне. Военная кампания состарила его, и я была шокирована его внешностью. У него был приступ подагры, и он сбавил в весе на почве депрессии. Он честно сказал мне:
– Благодарение Богу, что королева не наказала меня. Когда я пришел к ней и преклонил колена, она подняла меня и посмотрела мне в глаза со слезами, затем сказала, как я был предателем по отношению к ней, но она видит, что я много выстрадал. Еще она сказала, что больше всего ее ранит то, что я – предатель по отношению к самому себе, ибо не заботился о своем здоровье, а это было ее первейшим приказом. И тогда я понял, что она все простила.
Я смотрела на него – эту жалкую пародию некогда могущественного и славного Лейстера, и удивлялась. И не только ему, но больше – королеве, ее женской сущности.
Он отверг ее в Нидерландах, он думал, что нашел способ одеть на себя корону одновременно расставшись с королевой, да еще – удар из ударов – послал за мной, чтобы я разделила корону с ним.
И после всего этого она простила его.
Видит Бог, сказала я самой себе, – она очень любит его.
Так оно и было.
ПОБЕДОНОСНАЯ АНГЛИЯ
…Что касается Вас, самого священного, что есть у нас всех, ваших подданных, и каждый трепещет, думая о том, хвала Вашей королевской храбрости, но перевезти Вас в самые отдаленные уголки Вашего королевства, дабы встретиться лицом к лицу с врагами и защитить Ваших подданных, я не могу, Ваше Величество, ибо Ваше благосостояние определяет безопасность всего Королевства, и потому храните себя превыше всего.
Ее присутствие и ее речи крепили мужество капитанов и солдат, и не было им равных в смелости.