Мой внутренний Элвис

— Уверена на девяносто девять процентов, — говорю я, — что разговор между родителями будет такой.

Я надеваю на руки свои носки, словно кукол.

— Это, — поднимаю правую руку, — моя мать.

Нелли смеется: «Привет, фрау Шрёдер» и пожимает мою руку.

— А это, — говорю я, — мой отец.

«Рада вас видеть, герр Шрёдер», — Нелли пожимает мою левую руку.

— Герр Шрёдер, — я поднимаю левую руку, — звонит фрау Шрёдер.

— Але, это Вольфганг!

Фрау Шрёдер орет:

— Вольфганг! Ты там совсем спятил, укатив с Нелли и Антье в Грейсленд, не посоветовавшись со мной?

Герр Шрёдер думает: Что? Ага! Антье нашла Нелли! И они едут в Грейсленд! Если я поступлю умно, так и не всплывет, что я потерял Антье!

Фрау Шрёдер орет:

— Вольфганг, ты тут?

— Да, конечно. Я думаю, надо пойти Антье навстречу и побывать в Грейсленде. Кто знает, когда мы в следующий раз попадем сюда!

— Да что с тобой, Вольфганг?

— Ничего, все отлично! Приезжайте тоже в Грейсленд! Увидимся, пока!

Нелли снимает носки с моих рук и держит их в сложенных щепотью пальцах перед собой.

— Увидимся в Грейсленде, герр и фрау Шрёдер!

Она швыряет носки в угол. Секунду мы смотрим на них, а потом я спрашиваю Нелли, откуда она узнала, что Лу Бард знакома с Фидлерами из церковной общины.

— А она с ними и не знакома, — отвечает Нелли. Следующее, что я слышу, — это ее храп.

10

— Доброе утро, дорогие мои!

Я просыпаюсь оттого, что совершенно чужая женщина гладит меня по голове. Сажусь рывком и почти переворачиваю поднос с чаем, апельсиновым соком, хлопьями, тостом и беконом, стоящий передо мной на журнальном столике. Нелли удивленно таращится на меня из своего спальника.

— Время вставать! — говорит женщина и открывает занавески.

Потихоньку я вспоминаю, где я и кто эта старая дама, так приветливо разбудившая нас. Беру стакан апельсинового сока и тост. Нелли ест хлопья.

— Когда родители заедут за вами? — спрашивает Лу Бард.

— Около одиннадцати, — говорит Нелли, жуя.

— О, — сожалеет Лу Бард, — но мне придется ненадолго оставить вас одних, у меня в десять встреча.

— Ничего-ничего, — Нелли ухмыляется мне. Потом Лу Бард рассказывает нам, как закрыть за собой дверь, все повторяет, как же ей жаль, что она не может остаться с нами и познакомиться с нашими родителями, и наконец уходит.

— Большое вам спасибо! — говорю я ей на прощание. Она улыбается.

Только хозяйка за порог, Нелли вскакивает.

— О’кей, давай поищем деньги и что-нибудь, что можно продать.

Она раскрывает ящики комода один за другим.

— О! Автобусные билеты!

— Ты спятила? — я пробую вырвать билеты у Нелли из рук. — Она же так помогла нам, а ты в благодарность обворовываешь ее!

Нелли поднимает руки так высоко, что мне не дотянуться.

— Это экстренный случай! Нам нужно взять все, что найдем!

— Но она же нам помогла!

— Ты просто сентиментальная идиотка!

— Я идиотка?

— Да, идиотка!

Я отпускаю Нелли и усаживаюсь на диван. Она выходит. Наверное, ищет по комнатам деньги.

Мне вдруг становится ясно, что это совершенно безумный план — ехать с Нелли в Мемфис без денег. Мы только поссоримся, мы не доедем до места, нас изнасилуют или посадят в тюрьму.

И как только я могла так наврать маме? Мне фигово, хуже некуда. Теперь мама жутко злится на папу, так жутко, что они, наверное, никогда не помирятся. И во всем виновата я. Беру телефон с журнального столика и нажимаю кнопку повтора. В трубке бесконечно долгие гудки, потом женский голос докладывает:

— «Комфорт-Инн Ниагарский водопад», у телефона Синди Шерман, чем я могу вам помочь?

— М-мм, — говорю я, — м-м-м, я бы хотела поговорить с фрау Шрёдер.

— Шрёдер, комната двести десять? Мне очень жаль, сегодня утром они уехали.

Синди Шерман кладет трубку. Когда в комнату входит Нелли, я все еще вслушиваюсь в гудки телефонного отбоя.

— Что ты наделала? — Нелли вырывает у меня телефон. — Ты звонила родителям?

Она толкает меня и я падаю на поднос с остатками нашего завтрака. Апельсиновый сок, чай и молоко опрокидываются и растекаются по белому дивану. Я быстро всё собираю, но это бесполезно. Диван непоправимо испорчен.

— Что ты наделала? — Ору я на Нелли.

— Нет, что ты наделала? Ты им все рассказала? Ты все испортила?

Я встаю и иду в кухню. Нахожу в раковине мочалку. Чем больше я тру мочалкой диван, тем больше становятся пятна. Нелли хватает меня за руку и рывком тянет на себя.

— Что ты сделала? Кому ты звонила?

— Никому.

Я смотрю Нелли в глаза. Когда она бесится, ее глаза становятся темными, почти черными.

— Никому?

— Никому. Правда никому.

Она отпускает меня.

— Хорошо. Тогда пошли. Нам надо смыться, пока старуха не вернулась.

— Но мы же не можем оставить тут такой разгром!

Нелли улыбается.

— Можем. Она даже не знает наших имен.