Мой верный шмель

В конце концов ему повезло. Он зажег последнюю спичку и задержал дыхание, чтобы не задуть слабое пламя. Он поднял руку с этим маленьким факелом и почувствовал облегчение. На высокой двери было много звонков. И под каждым из них на табличке была фамилия владельца. Илюшин скользнул взглядом по всем табличкам. На одной из них он успел прочитать: «Дорожко». Спичка погасла.

Он нажал кнопку звонка с опаской, словно это была кнопка боевого ревуна, по сигналу которого батарея открывает огонь. Он нажал кнопку и прислушался. Звонка не было слышно. Он с силой надавил на кнопку. Но сила не помогала. Звонок равнодушно молчал.

Никто не отозвался.

Наконец красноармеец сообразил, что в доме нет электричества. И постучал. В конце коридора послышались торопливые шаги. Потом шаги замолкли, и девичий голос глухо, будто издалека, спросил:

— Кто там?

— Мне надо Дорожно, — отозвался Илюшин.

— Я Дорожко. А вы кто?

— Я товарищ Коли Дорожко. С батареи. Моя фамилия Илюшин.

— А я — Тая. Колина сестра… Да что же мы с вами разговариваем через дверь.

Последние слова звучали уже не глухо, не издалека, а совсем рядом. Колина сестра открыла дверь.

— У нас нет света, — извиняющимся голосом сказала она, — поэтому темно. Да вы проходите, пожалуйста… Как там Коля?

Илюшин замешкался. Хорошо, что было темно я Тая не видела, как краска ударила в лицо красноармейца.

— Ничего, — пробурчал он.

Надо же было что-то отвечать. Но это «ничего» Означало, что Коля Дорожко поживает, живет. А через несколько минут нужно было набраться сил и сказать, что он никак не поживает. Погиб.

— А он не мог приехать?

— Не мог.

— Понимаю, — сказала сестра Дорожко.

«Что она понимает? Ничего она не понимает! Он затем и приехал, чтобы она поняла».

Девушка повела его за собой по длинному темному коридору. На душе у Илюшина было прескверно. Он вдруг почувствовал себя убийцей, который идет за своей доверчивой жертвой и выжидает только удобного момента, чтобы всадить в нее нож.

— У вас нет, случайно, спичек? — спросила Тая, когда они вошли в комнату.

— Нет. Кончились.

— И у меня кончились. Какая жалость! Ничего, посидим в темноте. А вы по делу приехали?

— Ну да, по делу.

Он хотел было сказать, что привозил в политотдел пакет из дивизиона, но это дело давно отошло на второй план, растворилось в памяти. Сейчас главным было другое дело, и об этом он все еще не решался заговорить. В какой-то мере он обманывал не только эту незнакомую девушку, с которой через полчаса навсегда простится, а самого Колю Дорожко.

Он вдруг вспомнил о свертке, который продолжал держать под мышкой. Это был хороший повод переменить тему разговора.

— Вот это вам.

Он протянул в темноте пакет и толкнул им прямо в плечо девушки. Не рассчитал.

— Что это?

— Паек.

— Колин?

Он запнулся. Но долго молчать было опасно.

— Нет.

— Вы скажите честно. Небось он прислал, а сам голодным будет ходить.

— Не будет.

Тая не обратила внимания на его ответ. Она сказала:

— Ни к чему мне паек. Мне хватает того, что дают по карточкам… Ой, как вкусно салом пахнет!

Ей стало неловко за свою невыдержанность, и она замолчала. Молчал и гость. Тогда девушка потянула его за рукав вниз. Илюшин сел. Некоторое время они сидели рядом, не видя и не слыша друг друга. Тая думала о том, с какой стороны подойти к этому неразговорчивому гостю. Он ей представлялся угрюмым лопухом, широкоскулым, большегубым.

А Илюшин в минуты молчания испытывал крайнее напряжение. Оно напоминало ему минуты перед боем, когда все четыре орудия доложили: «Готово!» — и ждут только хрипловатого сигнала ревуна, чтобы с ошеломляющим грохотом начать свою военную работу.

«Сейчас скажу!.. Еще минутку… и скажу!» — думал он, но у него не хватало решимости, и он тянул время. И дотянул до тех пор, пока хозяйка дома снова не заговорила:

— Коля совсем не пишет писем. Я очень беспокоюсь. Мама тоже в каждом письме спрашивает: «Как Колечка? Почему молчит?» Ему очень плохо?

— Нет.

— А он не мерзнет?

— Нет!

Таины вопросы начинали раздражать Илюшина. Он уже судил о сестре друга так, словно она знает о гибели брата и продолжает досаждать ему вопросами, потерявшими всякий смысл.

«Нет! Нет! Нет! — про себя передразнивала его Тая. — Неужели Коля может дружить с таким тупым, неинтересным человеком?»

И снова наступило неловкое молчание. И снова Илюшин занес над девушкой острое, беспощадное оружие. Сейчас он встанет и тихо скажет:

— Ваш брат Коля Дорожко погиб смертью храбрых.

Эти слова ударят ее. Она задохнется от этих слов. Плечи задрожат, и она заскулит, как маленькая обиженная девочка, а он будет бормотать бессмысленные слова, вроде: «Успокойтесь… Не надо…» А потом дождется, когда она утихнет, и крадучись уйдет прочь…

И у него снова не хватило сил нанести удар.

* * *

— Знаете что, давайте ужинать, — неожиданно сказала Тая.

— Давайте, — с готовностью ответил гость.

Сейчас он был рад любому поводу отвлечься от мысли, которая исподволь продолжала угнетать его.

— Жалко, что темно, — сказала Тая, — но так даже интереснее.