Мой Ванька

Похоже, успокоившийся Ванька заснул. Ну слава богу! Надеюсь, теперь с болезнью мы будем бороться вместе. Вон как сладко посапывает! Даже хрипов особых в дыхании я сейчас не слышу. Чёрт! Не прослушал его перед сном. Ладно! Чего тут руками всплёскивать – раньше думать надо было. Обнимаю и начинаю свои заклинания «Болезнь, уйди… Воспаление, прекратись…» Кажется, на Ванькином фантоме, который я создаю своим воображением, тёмное пятно существенно уменьшилось.

Среди ночи просыпаюсь. Мысли, которые так и шастают в моей бедной голове, не дают спать. Осторожно встаю, подтыкаю под братишку одеяло и иду на кухню курить.

Ванька энергетически слаб. Не сейчас, а вообще. Эти его суицидальные порывы… Они говорят в первую очередь о его нестабильной психике, подверженной влияниям воздействий извне. А не связана ли эта нестабильность с низкой энергетикой?

Действительно – человек, имеющий сильную энергетику, способен ею делиться, даже бессознательно, без какого-либо ущерба для себя. И это бессознательное «спонсирование» даёт человеку ощущение уверенности, самодостаточности. Он уверен, что может преодолеть возникающие проблемы, а значит – спокойно смотрит в будущее. Энергетически слабый человек, попадая в более сильное энергетическое поле, ощущает его воздействие, и когда это воздействие агрессивно, ему становится тревожно, а значит – неуютно. Если же сильное поле, наоборот, располагает к своим воздействиям, такой человек сам тянется к источнику силы, бессознательно стараясь что-то для себя «ухватить».

Сразу же встаёт вопрос – что первично, а что вторично? Что является определяющим – энергетика или физическое и психическое здоровье? Можно ли, «накачав» энергией человека, изменить его реакции, а следовательно, поведение? Можно ли вообще увеличить энергетику человека? Если можно, то до какого уровня? Сколько энергии, приобретённой со стороны, человек может удержать? Или он, как сосуд, вбирает в себя энергию, пока не заполнится его ёмкость? И вообще, что такое человеческая энергетика? От чего она зависит? Может, эта ёмкость у каждого своя, данная от природы?

В общем, одни вопросы… Сможет ли на них мне дать ответ Илья Анатольевич? Это ведь, наверное, ещё неизвестные мне части той самой теории. Хотя я рассуждал сейчас скорее как инженер, а не как философ или лекарь.

И всё-таки Ванька со своей слабой энергетикой… Интересно, можно ли это поправить? Надо будет с ним поэкспериментировать. То есть измерить его поле в разных его физических и психических состояниях. Уф-ф… Устал думать. Надо ложиться.

Возвращаюсь в комнату и залезаю к Ваньке под одеяло.

– Сашка… Ты где был? – на мгновение проснувшись, сонно бормочет он.

– Курил на кухне, – касаюсь губами его лба. Тридцать семь и восемь. Сносно…

– Сашка мой… – и прижимается.

Это хорошо. Будем лечить дальше. Обнимаю его. «Болезнь, уйди, уйди…»

* * *

Утром после всех процедур звоню Юрию Степановичу и докладываю обстановку.

– Понял, Саша. То, что температура упала ниже тридцати восьми, – это хороший сигнал. Вы мерили рукой или градусником?

– Градусником, – и улыбаюсь. – Всё не верите моим методам?

– Стараюсь верить, но старая школа не даёт, – по-моему, он тоже улыбается. – Кстати, о методах. Ваш Синяев сегодня спал нормально. Я специально попросил дежурную сестру проверить.

Синяев – мой пациент, со спиной и шеей которого я сейчас работаю. И мне очень приятно слышать о нём хорошие новости.

– Сегодня вечером приеду и проведу ещё сеанс.

– Ну, Саша… Тут я вам не начальник, – тихо говорит завотделением. – Но если действительно Ванино здоровье позволит, то ещё сеанс был бы кстати.

Когда я начал работать, на отделении меня встретили не скажу, что плохо, но и не скажу, что хорошо. Не всем понравились мои методы лечения. Многие называют их химерами, хотя и не могут отрицать результатов. По сути, в моей жизни после армии это первый большой коллектив, в котором мне приходится находиться. Поэтому я, видимо, оказался не готов ко всяким не очень приятным проявлениям жизни любого коллектива. Имею в виду всякие сплетни и слухи.

Приехал в больницу специально, чтобы провести сеанс с Синяевым. Охранник на входе в хлам простужен. Глаза красные, нос распух… Показываю ему пропуск. Кивает.

– Ну-ка сядьте! – приказываю я, и он послушно садится. Делаю разные движения, которые мне подсказывает интуиция, вернее – кто-то сверху. Грею полем. Ну вот… Вроде всю энергетическую дрянь убрал.

– Теперь полегчает, – говорю удовлетворённо и, видя его недоверчивый взгляд, добавляю: – Не сомневайтесь! Полегчает!

– Спасибо, – хрипит он.

Захожу в ординаторскую.

– А… Храбрый прогульщик прибыл! – приветствует меня дежурный невролог, пышный мужчина лет сорока, Борис Васильевич. – Ну привет! – внимательно смотрит на меня и делает заключение: – Лицо вроде не помятое, глаза не красные, перегара нет. Что, так плохо погулял?

– Не понял…

– Нет, я понимаю – дело молодое! – он хихикает и хлопает меня по плечу. – Ладно, мы тут всё понимаем. У каждого по молодости загулы были.

– Да я был не в загуле…

– Ладно-ладно… Здесь все свои. Все всё понимают, – и масляно улыбается.