Мой Ванька. Том второй

– Может, не везло мне… А может, не изволил обращать на людей своего благосклонного внимания… – с задумчивой самоиронией произносит Хозяин и поднимает рюмку. – Давайте за людей, которые воспитывают веру в человечество! Хотелось бы, чтобы таких было больше.

Обращаю внимание, что он не выпивает целую рюмку, а только пригубливает. Следую его примеру. Чувствую, разговор у нас будет долгим.

– Помните, когда вы ещё лежали, я захотел вам как бы исповедаться?

– Помню и до сих пор не улавливаю в этом другой причины, кроме доверия.

– Вы ещё молоды… Многое вам по вашему возрасту пока ещё недоступно. Знаете, иногда говорят расхожую фразу – настало время о душе подумать. Видимо, это время у меня сейчас действительно настало. Так оглянешься порой…

– Но вы же стараетесь для района!

– Да, это так… А некоторые мои методы?

– Простите… Николай Сергеевич, поверьте, я не хочу вас обидеть, но ваши методы соответствуют жизни по понятиям.

– То-то и оно… – он вздыхает. – Суд Линча – тоже по понятиям! Согласны? А помните, у Достоевского? Про слезу ребёнка.

Вот это да! Тогда, в Булуне, Кирилл Сергеевич мне говорил то же самое. А здесь – местный авторитет…

– Знаете… В Булуне мне Кирилл Сергеевич, когда я в первый раз справедливо наказал при помощи своих способностей одного человека, напомнил мне именно эту фразу.

– Кирилл Сергеевич – настолько чистый человек, что мне порой стыдно к нему даже подходить. Боюсь его испачкать, – грустно замечает Хозяин.

– Скажите, Николай Сергеевич, а если бы я наказал Глухова своим методом, вы бы одобрили?

– Теперь уж и не знаю… Странно признавать, но я осознаю, что за время моего с вами всеми знакомства стал меняться. Я ещё раз повторю: только сейчас я начинаю понимать, какое значение для всего вашего дела имеет Золотов. Он объединяет вокруг себя людей, которые близки ему по духу, а значит – они светлые! У вас же в больнице по сравнению с разными другими заведениями атмосфера совсем другая! Можно дышать полной грудью, не заглядывая подозрительно за угол.

– Мы стараемся… – вставляю я.

– Вы, наверное, заметили, что я к вам зачастил? – задаёт он вопрос, будто не услышав моей реплики.

– Конечно.

– Я уже говорил – душой у вас отдыхаю, Александр Николаевич. Жалею, что я не врач, – он светло улыбается. – Честное слово, бросил бы всё.

Хочу курить, но мне неудобно прерывать разговор. На всякий случай окидываю взглядом кабинет в поисках пепельницы.

– Небось, курить хотите? – заметив это, спрашивает Хозяин.

– Хочу, – признаюсь я.

– Пепельница справа от вас на камине. Кстати, почему вы Золотова не воспитываете? Ему же нельзя курить!

– Его, пожалуй, воспитаешь… – бурчу я.

– Согласен. Но всё-таки надо попробовать. Он же сам себя губит!

– Вот и давайте объединим усилия!

– Думаю, нам надо объединять усилия по всем направлениям, Александр Николаевич. Полагаю, вы с вашими благотворителями уже составили бизнес-план?

– Да. Он есть.

– Можно будет ознакомиться?

– Конечно! С удовольствием вам его покажу. А насчёт встречи с Кушелевым и Солдатенко – скоро будет повод. Кириллу Сергеевичу через две недели шестьдесят пять лет исполняется. Мы ему готовим много сюрпризов, в том числе и большое поздравление в больнице. Приедут все. Вот и познакомитесь!

– Это можно считать приглашением? – осторожно спрашивает Николай Сергеевич.

– Нужно! Точно о времени и месте я вам позже скажу. Сами понимаете, всякое может случиться, больные ведь не могут ждать. Да и готовлю всё это не я, а Ванька. Он в таких делах – большой специалист.

– Отлично. Буду ждать от вас информации.

– Да, Николай Сергеевич, хотел вам ещё рассказать. Я тут в городе этого охранника видел. Геннадия.

– Ну и?.. – он напрягается.

– Я его простил… – поднимаю на него взгляд. – Парень абсолютно искренне раскаивается. Сам просил сдать его в милицию. Глухов его купил на болезни младшего брата. Но брат всё равно умер… Мне это слишком хорошо понятно.

Какое-то время смотрим друг другу в глаза и молчим.

– Другого от вас трудно было ожидать, – Хозяин наконец как бы примиряется с моим поступком. – Может, вы и правы. Слушайте, а почему вы Ваню Ванькой всё время называете? Мне даже обидно за него. После его работы с Андрюшенькой у меня к нему какое-то очень нежное чувство. Будто… он – мой сын.

– Знаете, с тех пор как мы с ним нашли друг друга, так повелось… Ванька, Ванюха… Сашка… Это мы – очень любя друг друга. Мы же – дети одного отца, но от разных его семей. Долгое время не знали про существование друг друга. Потом вот… Ни у меня, ни у него из единокровных – других родных больше нет.

Николай Сергеевич молча качает головой.

Прижимаю Дашу к себе. Серёжка, уставший от игр, тихонько посапывает на отдельной кроватке. Кровать, приготовленная нам, – такая широченная! Роскошная кровать!

– Ты помнишь, что в последний раз мы с тобой засыпали в одной кровати тогда… На даче! – шепчет Даша, водя пальчиком по моей груди. – Там так тесно было…

Боже! Как мне не хватает этих вот ощущений! Близости моей любимой женщины. А может, и хорошо, что на даче так тесно было?

– Дашка… Ну когда же у нас с тобой всё это будет не в гостях, а своё?..