Например, в первый день занятий мисс Шварц, встав лицом к классу, показала нам книгу для чтения «Ракеты и флаги» (больше известную под названием «Рахиты и фанаты»).
— Эта книга никуда не годится, — объявила она и, взяв ее двумя пальцами, словно сопливый носовой платок, швырнула в нижний ящик стола. — Есть книги получше, — добавила она. — На самом деле мне известны сотни книг лучше этой.
И она, вытащив из-под стола огромный картонный ящик, вынула из него кипу романов в бумажных обложках и раздала их нам.
Весь год мы читали
Я помню уроки чтения, когда мы все время спорили о том, что бы мог совершить какой-нибудь герой. Те, кто раньше не любил читать, стали увлекаться книгами.
К несчастью, мистер Смит не верил в такой метод обучения. Первое, что он сделал после проверки присутствующих, это раздал нам «Ракеты и флаги».
Мисс Шварц читала нам вслух, иногда дважды в день. Она приносила замечательные книги, такие, как «Хоббит» и «Меч в камне». Когда кто-то спросил мистера Смита, будет ли он читать нам вслух, он ответил странным взглядом и буркнул, что это, мол, «пустая трата времени».
В общем, вам, должно быть, уже все ясно. В следующие несколько недель мистер Смит вовсю «исправлял» нас. Но какая же это была тоска! Нас больше не ждали сюрпризы. Мы почти перестали смеяться в школе. Дела принимали ужасный, прямо-таки зловещий оборот.
Даже на площадке для игр не было так весело, как прежде. Да, мистер Смит не давал Дункану Дугалу колотить мальчишек, зато он чуть не спятил, когда кто-то впервые включил радио. Радиоприемники и магнитофоны были изгнаны с площадки для игр. Мистер Смит не просто ненавидел рок-н-ролл, он ненавидел всякую музыку! Он вздрагивал каждый раз, когда я вынимала свою флейту и отправлялась на урок музыки.
Через три недели такого существования я пожаловалась учителю музыки, мистеру Бам-Бум Бамуику. (Вообще-то его зовут Милтоном, но мы его прозвали Бам-Бумом, потому что он обожает оглушительные марши.)
— Сьюзен, пойми, не все ценят истинное искусство, — с тяжелым вздохом заметил он.
Я поняла, что большего от него ожидать не приходится. Вы же знаете, как учителя защищают друг друга.
Когда я вернулась в класс, нам устроили контрольную по математике. Я написала ее быстро, а поскольку меня раздражало отношение мистера Смита к моей флейте, то решила написать Стэйси записку.
«Мистер Смит — настоящий придуркозавр», — написала я. Мне так понравилось придуманное мной слово, что я решила продолжить: «Он совершенно испортил наш класс. Весь год вылетел в трубу. Этот тип — ужасный филистер!»
Еще несколько предложений, и записка была готова. Целое письмо получилось! Под конец я нарисовала комично высокого и костлявого мистера Смита, держащегося за уши в то время, как я играю на флейте.
Конечно, я поступила не слишком хорошо, но мне все-таки стало веселее. Я спрятала записку под контрольную и стала ждать удобного момента, чтобы передать ее Стэйси. Размышляя о том, как она отреагирует на мое творчество, я представила, что она захлебнется от смеха и упадет со стула.
На беду, пока я грезила, мистер Смит начал собирать тетради. Когда я заметила, что он идет вдоль моего ряда, было уже поздно. С ужасом я увидела, как он схватил мою контрольную вместе с запиской.
Меня охватила паника. Я смотрела вслед мистеру Смиту, который удалялся с моей отвратительной запиской.
Закрыв глаза, я судорожно сглотнула. Я обречена!
Глава третья
НЕСУСВЕТНЫЙ ШУМ
Оставшуюся часть дня я думала только о том, как заполучить записку обратно.
На перемене я подошла к Стэйси и рассказала ей о происшествии.
— Что мне теперь делать? — воскликнула я.
— Понятия не имею, — ответила она. — Но лучше что-нибудь придумай, ведь если на записке стоит мое имя, мистер Смит разозлится и на меня.
— Может, он ее не заметит? — предположила я.
— Шутишь? — фыркнула Стэйси. — Он проверяет каждую бумажку, какую получает от нас.
Стэйси не ошибалась. Мистер Смит в самом деле очень тщательно проверял наши работы; наверное, это было лучшей его чертой. И он всегда возвращал контрольные обратно. В них отсутствовали замечания или комментарии, он лишь обводил красным карандашом ошибки и ставил отметку. Если такое происходит с математикой, меня это не волнует, но подобное обращение с сочинениями меня жутко раздражает. Когда мисс Шварц проверяла наши сочинения и изложения, она всегда писала карандашом свое мнение, и всем было ясно, что ее интересуют наши мысли.
Когда же мистер Смит возвращал сочинение, оно выглядело так, будто во время проверки рядом с ним работал мясник. Этот тип, должно быть, покупал красные карандаши целыми пачками, но пользовался он ими только для того, чтобы обводить отсутствующие запятые и ошибки в словах. Он обращался с нашими сочинениями, как с диктантами!