Мой талисман

«Бедный кузен, ползать на брюхе перед господином – не самое приятное занятие, – подумала Наталья, – а если перед тобой никто не ползает, то совсем затоскуешь. А вот когда такая Минкина трепещет перед тобой, стоит в твоем присутствии, спит под дверью, вот тут больная душа и поправится, вздохнет с облегчением – не только ее сапогом в морду тычут, но и она может сделать то же самое».

Возок остановился у крыльца двухэтажного дома, неизвестно откуда выбежали молчаливые дворовые, открыли дверцу, помогли Наталье спуститься, а величественный мужчина в малиновой с золотом ливрее осведомился, что доложить барыне.

– Кузина графа Алексея Андреевича Сикорская с письмом от его матушки, – сообщила Наталья.

Ее проводили в дом и попросили подождать в большой гостиной второго этажа. Такой роскоши, как здесь, она не видела никогда. Золоченая мебель, обитая алым бархатом, стояла вдоль всех стен, посреди огромного светлого ковра с тонким восточным рисунком на мраморном столе красовалась оправленная в золоченую бронзу огромная хрустальная ваза, а на противоположных стенах комнаты в одинаковых резных рамах висели два парных портрета. Графа Аракчеева в черном мундире с портретом государя Александра Павловича на шее она узнала сразу, а на втором портрете была изображена молодая женщина необычайной красоты. Большие черные глаза под темными бровями, прямой нос и маленький рот с пухлой нижней губой скорее могли бы принадлежать древней римлянке. Это, видимо, понимала и сама женщина, поскольку и прической, и нарядом изображала Венеру.

«Вот ведь дал Бог этой ведьме такую красоту, – подумала Наталья. – Одним – все, а другим – ничего».

Привычная волна черной зависти начала подниматься в ее душе, но этого нельзя было допустить, иначе Минкина почувствует неискренность в ее словах и не станет помогать. Нужно было расположить к себе всесильную наложницу Аракчеева. Наталья глубоко вздохнула, собралась и, наклеив на лицо приторную улыбку, остановилась у портрета черноглазой красавицы. В коридоре послышались тяжелые шаги, дверь отворилась, и в комнату вплыла уже полнеющая невысокая женщина в роскошном белом шелковом платье. Она была увешана бриллиантами: широкое колье полумесяцем лежало на пухлой груди, крупные серьги оттягивали мочки ушей, свисая почти до плеч, на каждой руке было надето по широкому браслету, а все короткие пальцы были унизаны перстнями. Даже Наталья, не получившая никакого воспитания и не знавшая толка в одежде, поняла, что хозяйка дома одета с неприличной варварской пышностью. Но, видимо, Минкина сама себе очень нравилась, поскольку лучезарно улыбнулась гостье и сказала:

– Вы уж на портрет не смотрите, восемь лет прошло, как сделали его, я уже постарела, теперь не то, что раньше.

– Вы не изменились, даже, по-моему, стали еще красивее, – беззастенчиво солгала Сикорская, глядя на одутловатое лицо и мешки под глазами у бывшей Венеры.

– Вы так добры, – отмахнулась Минкина, но Наталья увидела, что комплимент был ей приятен. – Мне сказали, что вы с письмом от матушки его сиятельства прибыли?

– Да, я привезла письмо тетушки графу Алексею Андреевичу, – мягко подчеркнув свое родство с Аракчеевым, сообщила Наталья. – Когда он здесь будет?

– Ждем его сиятельство дней через десять, – что-то прикинув в уме, сообщила Настасья. – Не угодно ли вам будет дождаться барина?

– Я подожду, – согласилась Сикорская, – премного благодарна.

Хитрая крестьянка, успевшая оценить семейное сходство гостьи с ее хозяином, а также бедное черное платье, стоптанные ботинки и шляпку, поля которой давно обвисли от старости, поняла, с кем имеет дело. Перед ней стояла бедная родственница, приехавшая просить милости у всесильного министра. Поскольку уже много лет вход к Аракчееву был только через нее, Минкина собиралась получить от этой бедной некрасивой кузины все, что с нее можно взять. Наряды, меха и драгоценности ее больше не прельщали,этого у Настасьи было с избытком, взятки, которые ей везли каждый день, набивали ее сундуки золотом, но вот почестей и преклонения Минкиной всегда было мало. Пусть иэта просительница поползает на брюхе перед бывшей крепостной, пусть поунижается, вот тогда Настасья и решит, пропускать ли ее к светлым очам графа Аракчеева или нет.

– Я могу устроить вас в графском дворце, но если хотите, можно предоставить вам комнату в этом доме, – бросила она пробный шар.

– Если вас не затруднит мое присутствие, я бы хотела остаться с вами, – подобострастно улыбнувшись, сказала догадливая гостья.

– Отчего же, мне компания только приятна, – радушно ответила хозяйка, – я тогда распоряжусь, чтобы вас рядом со мной поместили, вы отдыхайте с дороги, а через час милости прошу отобедать со мной, я сама за вами зайду.