Мой талисман

– На Охту.Наталья больше не пряталась, все равно у нее не было сил пройти по улице хотя бы до соседних ворот, поэтому она подъехала прямо к дому мадам Клариссы. Отпустив извозчика, женщина вошла в дом и, добравшись до спальни, упала на кровать. Сколько она пролежала в этом полусне-полузабытьи, Сикорская не знала. Похоже, всю ночь. Наконец, подгоняемая мучительной тревогой, она с трудом поднялась и достала из тайника старый капот, а за ним саквояж. Наталья разорвала подкладку и высыпала деньги в саквояж, там уже лежали документы на имение Минкиной, паспорт Натальи, и целая наволочка принадлежавших Ресовскому серебряных вещей. Саквояж был тяжелый, но оставлять его было жалко. Решив, что она быстро найдет извозчика, а потом заедет за саквояжем, женщина, держась за стену, двинулась к выходу.

Идти было мучительно тяжело. Голова горела, похоже, что у нее начиналась лихорадка. Наталья оперлась на подоконник и закусила губу от боли. Она уже хотела прислониться лбом к стеклу, чтобы охладить кожу, когда увидела, что из ямской пролетки вылезает Тимоха.

«Извозчик выдал меня, – мелькнула горькая мысль, – Тимоха приехал добить меня».

Ноги Сикорской подогнулись, но сила воли, всегда выручавшая ее в трудные моменты, вдруг охладила ее голову и заставила выпрямить спину.

«Пока я жива, – подумала женщина, – значит, должна побороться за свою жизнь».

Входную дверь она закрыла на засов. Могучий Тимоха, конечно, выломает дверь, но на это уйдет какое-то время, а она сможет уйти через двор. Держась за стены и мебель, Наталья вышла из спальни и свернула в узенький коридор черного хода. Дверь там была дополнительно заперта на импровизированный засов, который она сама сделала из старой трости мадам Клариссы. Теперь эта палка должна была спасти ее жизнь. Женщина выдернула трость, оперлась на нее и ступила на ступени заднего крыльца. Так идти было значительно легче. Наталья проковыляла мимо флигеля старьевщика и отворила маленькую калитку, скрытую за ореховым кустом, которую мадам Кларисса показала ей, отдавая ключи от дома.

Захлопнув за собой калитку, женщина прислонилась к ней спиной. Полдела было сделано. Нужно было еще пройти вдоль ограды, свернуть в узенькую щель между двумя заборами, и утоптанная тропинка должна вывести ее не на параллельную улицу, а в переулок, ведущий в глубь Охты. В его начале стоял заброшенный дом с полуразвалившимся забором и таким же сгнившим угольным сараем. Если она доберется до переулка – будет спасена. Тимохе уже не найти ее, даже если он будет кататься по всем близлежащим улицам, разыскивая беглянку. Женщина оперлась на палку и оттолкнулась от забора. Переваливаясь как утка, она поспешила на тропинку, а потом, держась двумя руками за почти смыкающиеся заборы, добрела до заветного переулка. Последним усилием Наталья протащила свое немеющее тело к угольному сараю и, толкнув дверь, ввалилась в его черноту. Сикорская сползла по стене на пол и закрыла глаза. Похоже, что она сохранила себе жизнь, но больше у нее ничего не было. Голова вновь начала гореть, а тело била крупная дрожь.

«За что? – подумала женщина. – Почему я потеряла все? Неужели Кларисса права, и за черную магию все платят страшную цену? Я ведь жила на всем готовом в царском дворце, зачем я связалась с этими приворотами?! Нужно было не требовать от жизни слишком многого. Даже в доме матери, где я голодала, было лучше, чем теперь. Десять лет труда, унижений – и все напрасно. Нет ни крыши над головой, ни денег, ни сил…»

Наталье страшно захотелось лечь и уснуть. Она сползла на земляной пол, усыпанный угольной крошкой, прижалась к стене, чтобы хоть как-то спастись от холода, и закрыла глаза. Из черной тьмы появилось суровое лицо матери, потом очаровательные головки сестер Валентинович, а затем растерянный юноша Сикорский, с ужасом глядящий на девушку в разорванном платье около своей кровати.

«Все было неправильно – нельзя было завидовать, нельзя было ненавидеть людей, – успела подумать горящая в лихорадке женщина, – нельзя было связываться с Клариссой. Все возвращается, и бьет сильнее, чем ударила ты».

Сознание покинуло Сикорскую. Она лежала на земле в заброшенном доме, и в мире не было ни одного человека, который захотел бы ей помочь. А в доме мадам Клариссы хозяйничал Тимоха. Он уже понял, что его жертва сбежала, поэтому в ярости крушил мебель и зеркала, которые попадались под руку. В спальне он пнул ногой старый саквояж, стоящий на полу около кровати, и ушиб ногу. Было такое впечатление, что тот набит не женскими тряпками, а камнями. Тимоха открыл саквояж и оторопел – поверх белого холщового мешка и каких-то бумаг лежали золотые монеты. Их было так много, что парень даже не мог поверить своим глазам.

Тимоха высыпал содержимое саквояжа на ковер, сгреб ладонями золото в одну горку и развязал узел свертка. Серебряные вещи из дома Ресовского, уже погнутые и поцарапанные, лежали большой кучей в грязной наволочке.

– Вот дрянь, сколько успела украсть, – выругался Тимоха.