Мои пальцы продолжали перебирать невидимые струны, пока я возвращалась в номер, и я вся полностью отдалась собственной репетиции. Я по пути я думала, как бы улучшить свою игру, чтобы точно обеспечить нашей команде выход в полуфинал. Я так увлеклась, что забыла обо всем, что тревожило меня и вернулась в беспечное время, где кроме музыки ничего меня больше не волновало.
– Прямо по курсу Адриан Немет, – сообщил мне задорный голос, и я чуть не вскрикнула от неожиданности. Потому что по правую руку от меня шёл рыжеволосый муз.
Быстро схватила его за локоть и утащила в ближайшую открытую комнату, которой оказался мужской туалет.
– Прячешься от него? Или просто со мной захотела уединиться? – подшучивал Михаил. С нашей последней встречи веснушек у него заметно прибавились, а волосы стали такого насыщенно-рыжего цвета, что от красного их отделял всего один оттенок.
– Чего тебе? – недовольно спросила музу, и он по-детски насупился.
– Грубишь божеству? Ай-ай-ай! – качал головой Михаил, хотя обиженным не выглядел. Скорее счастливым и сытым.
– Прости. Тяжелый день. Второй подряд. Спасибо, что про Немета предупредил… Честно. Ты хотел что-то?
Михаил расплылся в весьма довольной улыбке.
– Ничего особенного. Просто послушать твою игру. Сейчас она была как никогда прекрасной. Столько чувств: боли, надежды, любви. Растёшь. Твой муз гордится тобой.
Я лишь глаза закатила. Как, оказывается, мало нужно было, чтобы отыскать настоящее совершенство. Всего-то вдребезги разбить собственное сердце.
– Почему он так ведет себя? – спросила Музу, у которой была не менее печальная история любви в прошлом.
– Мужчины, – он лишь развел руками. – В попытках спасти любимую или обеспечить ей лучшее будущее, мы бываем весьма глупы. Где стоило бы повести себя эгоистично и побороться за своё счастье, мы выбираем геройство и самопожертвование. Хотя от нас вы ждёте совсем другого.
– Или выбираете красотку, которая не впадёт в делирий от простого поцелуя, – бурчала я, и Михаил положил мне руку на макушку.
– Поставь себя на его место, Елена Анна ден Адель. Он-то ничего не забывал и несёт бремя вашей общей тайны в одиночку. Ты первая бросила его и предпочла забвение. Тебе же Винсент был верен все эти годы. Возможно сейчас он просто окончательно сломлен. Пытаясь починить тебя, он забыл о своей боли, но она, наконец, догнала его. Он обрёл тебя вновь, и теперь сама мысль потерять тебя навсегда, сводит его с ума.
Затем Михаил отвесил мне весьма болезненный щелбан, и я зажмурилась, а когда открыла глаза, то музы рядом уже не было. Зато из кабинки вышел какой-то тучный парень с волынкой. Он бочком обходил меня, двигаясь к раковине, и смотрел как на сумасшедшую.
– Я пьесу тут репетировала, не подумай ничего, – начала оправдываться я, на случай если этот раскрасневшийся пухляш в юбке услышал что-то лишнее.
– Ну да… – буркнул он, а затем похлопал по мешку своей волынки. – Я там тоже репетировал пьесу, если что. Это был не я, а мой инструмент!
– Разумеется. У тебя талант, – я показала ему большой палец, и парень пулей вылетел из туалета, забыв даже руки помыть.
Когда я вышла в коридор, то моего нового музыкального знакомого уже след простыл. Немета тоже поблизости не было, и я благополучно вернулась в номер, чтобы разобраться с волосами, выбрать наряд для выступления и позвонить Якобу Мозеру, автору тех одинаковых некрологов.
7,3
– Здравствуйте, магазинчик цветов Мадлен Диль, чем я могу вам помочь? – раздался бодрый голос в трубке, и я слегка растерялась. Быстро сверилась с номером. Вроде все так. Я не ошиблась.
– Здравствуйте, не подскажете, а Якоб Мозер не?..
Не договорила, потому что Мадлен Диль меня тут же перебила:
– Мне так жаль. Так жаль. Но герр Мозер… Он, понимаете... уже не с нами. Такая утрата. Всю жизнь писал чудесные некрологи, но некому было замолвить о нем доброго словечка, когда самого не стало.
По ту сторону раздался характерный звук сморкания. Мадлен Диль дала волю эмоциям, и я почувствовала себя неловко. Кем она приходилась Якобу? Дочь, племянница, сестра? Возлюбленная?
Сглотнула, не зная, как продолжить этот разговор. Теперь моя просьба была жутко неуместной. У Мадлен горе, а тут я со своим расследованием.
– У Якоба Мозера был очень легкий слог, – неловко похвалила я.
– Да-да! Читаешь его некрологи, и на душе сразу легче, он же обо всех пишет как живых. Писал... – снова сморкание. – Вы знали, что он целую работу проводил, досье составлял перед каждой публикацией. Чем человек жил, что любил, чем славился. Это не какие-то стандартные отписки!
А вот тут я бы поспорила. Я наткнулась как раз на две стандартные отписки. Но не обижать же эту и без того грустную женщину.
– А вы теперь продолжаете его дело? – осторожно спросила я, раз уж Мадлен оказалась такой разговорчивой.
– Ох, нет. Я сдавала ему комнатушку над моей цветочной лавкой. Со смертью Якоба продажи венков сильно просели, да и снимать его аппартаменты никто не торопится, – она снова сморкнулась, но уже как-то без огонька.
Интересно, кого ей больше жаль квартиросъёмщика или свой доход.