Мой сын маг

— Не уверен, что я и сам до конца себя понимаю, — пожал плечами Мэт. — Просто знаю, что это правда. Если я предам Алисанду, я получу что-то вроде душевного увечья, лишусь своего самого истинного чувства.

— Что вы за странные создания! — воскликнула Джинна и призывно улыбнулась. — Но почему бы мне немножко не поранить вас?

Мэт глубоко вздохнул и отозвался стихами:

Ты прекрасней всех, бесспорно,
Кто бы отрицал?
Губы алы, брови черны,
Краше не видал.
Но куда от правды деться?
Брякну, не тая:
У тебя жестоко сердце,
Милая моя!
Ах, шипы имеют розы
На земле для всех
И любовь приносит слезы,
А не только смех.

Рамон опасливо посмотрел на сына.

— Ну знаешь, сынок, эти последние строчки...

— Что ты наделал, смертный? — Глаза джинны затуманились. — Ты научил мое сердце плакать!

Мэт облегченно вздохнул, но не стал вслух благодарить судьбу. Вслух он сказал следующее:

— Ты просто повзрослела, прелестная джинна. Ибо если кто-то не умеет плакать, значит, он еще не вырос окончательно и его душа несовершенна.

— Плакать о себе самой — это я могу понять, но плакать о ком-то другом?! И вдобавок сожалеть о тех страданиях, которые этот кто-то еще не перенес!

— Да, но размышлять о тех страданиях, которые мог перенести из-за тебя другой, означает заботиться о нем, — возразил Мэт.

Отец гордо и одобрительно посмотрел на сына. Джинна нахмурилась, запрокинула голову.

— Кажется, ты наградил меня тем, что у вас зовется совестью, смертный.

— Те, кто наделен совестью, — заверил джинну Мэт, — творят меньше злых дел и больше добрых.

— Да мне какое дело до вашего народца? Что мне с того, хорошо вам или плохо?

— Ну... — пожал Мэт плечами. — Видишь ли, люди-чародеи могут поработить тебя и использовать, пленив своими заклинаниями.

Лакшми застыла, прищурилась. Мэт почти воочию видел, как в ней закипает гнев.

— Кто поработил тебя? — заботливо спросил он. — И каким колдовством? Может быть, я сумею освободить тебя из плена.

— Так ты чародей? — с сомнением поинтересовалась Лакшми.

— Так и есть, — признался Мэт.

— И поэтому твои льстивые речи зажгли во мне огонь желания?

— О, за это прошу прощения, — устыдился Мэт. — Я просто изо всех сил старался помешать тебе стереть нас с лица земли.

Взгляд джинны стал недоверчивым.

— Неужто ты и впрямь стыдишься того, что воспламенил в женщине желание?

— Если это против ее воли — да, стыжусь.

— Вот уж удивительно! — воскликнула Лакшми. — До сих пор мне не попадались такие совестливые мужчины из вашего племени!

— Мой сын — редкий человек, — гордо проговорил Рамон.

— Редкий и странный, — кивнула Лакшми. — Дерзнешь ли ты и вправду освободить меня от чар мавританских чародеев, смертный?

— Ну конечно, дерзну! Или ты думаешь, будто мне кажется, что ты бросишься на меня в тот миг, как только я освобожу тебя?

На самом-то деле Мэт в этом даже не сомневался, поэтому и наделил джинну совестью.

— Знаешь ли, смертный, я бы сказала, что любой на твоем месте решил бы именно так. — Джинна оценивающе оглядела Мэта, словно что-то прикидывала на глазок. — Значит, ты мне доверяешь?

— Да, доверяю. А что, это так уж глупо?

— Может, и глупо, — уклончиво отозвалась Лакшми. — Однако лесть твоя пришлась мне по сердцу. — Он видимо, приняла решение. — Ладно! — Она тряхнула левой рукой и быстро проговорила:

— Меня пленил персидский маг по имени Азиз аль Искандер и привязал к себе с помощью талисмана — браслета с лунным камнем.

— Персидский маг? — вытаращил глаза Мэт. — как давно это случилось?

Джинна пожала плечами.

— С тех пор я долго спала — внутри своей темницы, в камне, но когда я наконец проснулась и начала выполнять приказания моего повелителя, свободные джинны сказали мне, что прошло, наверное, лет триста. Кто царствует нынче в Меровенсе. Каприн?

— Боюсь, что нет, — покачал головой Мэт, но тут же понял, что джинна, вероятно, имела в виду не отца Алисанды. — Ты о каком Каприне спрашиваешь? Их было четыре.

— Четыре? — выпучила глаза джинна. — Мне ведом только один! Сколько же времени у меня похитили! Сколько лет минуло с тех пор, как умер первый из Капринов?

— Около двух столетий, — ответил Мэт и приготовился к тому, что у джинны начнется истерика.

Истерики не случилось, однако рассердилась джинна не на шутку.

— Значит, прошло пятьсот лет с тех пор, как меня пленил Азиз! Большую часть моей жизни, смертный, я проспала. Если ты сумеешь освободить меня, я тебе буду благодарна так, как только может быть благодарна джинна!

На миг к ней вернулись чувственность и похотливость.

Мэт поскорее взял быка за рога.

— Итак, персиянин заточил тебя внутрь камня? Ну-ка, ну-ка, дай подумать...

Мэт наклонил голову.

Глаза джинны метали молнии. Она приготовилась было гневаться, но Рамон поднял руку и удержал ее от излияний.

— Тише, миледи, не волнуйтесь! Он творит чудо.