Мои странные мысли

– Хорошо, можешь заплатить мне за треть бидона, – сказал Мевлют. – Я не стану на тебе зарабатывать. Это покроет себестоимость. Не говори Райихе, что я остался здесь с тобой выпивать. Что ты хочешь сделать с бузой?

– Что мне с ней делать? – сказал Сулейман, задумавшись. – Я не знаю… Я отдам ее кому-нибудь… Или просто вылью ее.

– Куда?

– Что значит «куда»? Она моя, так? Вылью в туалете.

– Стыдно, Сулейман.

– В чем дело? Ты что, не капиталист? Я плачу тебе за нее.

– Сулейман, все твои деньги, которые ты зарабатываешь в Стамбуле, впрок тебе явно не идут.

– Можно подумать, твоя буза священна, или что-то в этом духе.

– Да, буза священна.

– Эту твою бузу просто кто-то придумал, чтобы мусульмане пить могли, это гребаное пойло маскирует алкоголь, все об этом знают.

– Нет, – сказал Мевлют. – В бузе нет алкоголя.

Он ощутил, что ему удалось совладать с собой, и на его лице появилось выражение полного спокойствия. За шестнадцать лет торговли Мевлют говорил ложь про бузу людям двух видов:

1. Консервативным покупателям, которые и бузы выпить хотели, и при этом хотели быть уверенными, что не совершают греха. Умные из них знали, что в бузе есть алкоголь, но вели себя так, будто смесь, которую продавал Мевлют, была особым изобретением, вроде диетической колы, а если в ней есть алкоголь, то, значит, Мевлют солгал и грех на нем.

2. Светским, европеизированным покупателям, которым хотелось выпить бузы и при этом просветить деревенщину-торговца, который продает ее им. Умные среди них понимали, что Мевлют знает про алкоголь в бузе, но им хотелось пристыдить хитрого религиозного крестьянина, который лгал им, чтобы заработать денег.

– Нет, я не шучу, буза священна, – повторил Мевлют.

– Я мусульманин, – сказал Сулейман. – Священно только то, что разрешено моей верой.

– Священным может быть не только что-то строго исламское, но и то древнее, что нам досталось от наших предков, – сказал Мевлют. – Когда я выхожу ночью на мрачные пустые улицы, я иногда прохожу мимо старой замшелой стены. Меня охватывает удивительная радость. Я хожу на кладбище, и даже если я не могу прочесть арабские буквы в надписях на надгробиях, мне все равно так хорошо, как будто я помолился.

– Брось, Мевлют, ты же всегда боялся собак на кладбище.

– Я не боюсь бродячих собак. Они знают, кто я. Что мой покойный отец говаривал тем, кто утверждал, будто в бузе есть алкоголь?

– Что он говорил?

– Он говорил им: «Господин, если бы в ней был алкоголь, я бы ее не продавал», – сказал Мевлют, подражая отцу.

– Они не знали, что в ней есть алкоголь, – сказал Сулейман. – Если бы буза была так благословенна, как вода священного Земзема[54], люди пили бы ее целый день и ты бы уже разбогател.

– Не обязательно то, что пьют все, будет священным. Мало кто на самом деле читает Коран. Но во всем Стамбуле непременно в любой момент найдется хотя бы один человек, который читает его прямо сейчас, и миллионы людей чувствуют себя лучше, просто думая об этом человеке. Людям достаточно знать, что буза была любимым напитком наших предков. Вот о чем напоминают им крики торговцев бузой, и людям приятно слышать их.

– Почему им приятно?

– Я не знаю, – сказал Мевлют. – Но, хвала Создателю, это так, вот почему они пьют бузу.

– Ты, выходит, вроде символа чего-то великого, Мевлют.

– Да, точно, – сказал Мевлют с гордостью.

– Но ты все равно согласен продать мне свою бузу без прибыли. Единственное, чего ты не хочешь, так это то, чтобы ее вылили в туалет. Ты прав, выбрасывать еду – грех, так что мы должны бы раздать ее бедным, но я не знаю, захотят ли люди пить что-то, в чем есть алкоголь.

– Если ты собираешься оскорблять бузу после того, как читал мне лекции о патриотизме и хвастался тем, какой ты хороший фашист, то ты на неправильном пути, Сулейман…

– Ну вот, как только люди видят, что ты разбогател, достиг успеха, они завидуют и говорят, что ты на неправильном пути.

– Я не завидую тебе. Просто ясно, что ты проводишь время с плохой женщиной, Сулейман.

– Ты хорошо знаешь, что нет никакой разницы, с хорошей ты женщиной или с плохой.

– Я женат, и, хвала Аллаху, очень счастливо, – сказал Мевлют, поднимаясь с места. – Ты тоже найди себе хорошую девушку и женись на ней как можно скорее. Ладно, пойду я. Хорошего вечера.

– Я не женюсь, пока не убью ублюдка, который украл Самиху! – крикнул ему Сулейман вдогонку. – Можешь передать это тому курду!

Мевлют шел домой как во сне. Райиха уже перенесла к его приходу бидоны с бузой вниз. Ему оставалось лишь привязать их к своей палке и затем отправиться на улицы. Вместо этого он поднялся по лестнице в дом.

Райиха кормила грудью Февзие.

– Он тебя напоил? – прошептала она, стараясь не напугать ребенка.

Мевлют чувствовал действие ракы у себя в голове.

– Я вообще не пил. Он просто все время спрашивал, с кем убежала Самиха и куда. О каком курде он все время говорил?

– А ты что сказал?

– Что я мог сказать, я ничего не знаю.

– Самиха убежала с Ферхатом! – сказала Райиха.

– Что?! Почему ты мне раньше ничего не говорила?