Мой «Современник»

Почему-то Козаков говорит, что не помнит, но я помню: Аксенов принес пьесу, еще не совсем законченную, где был один герой, в котором просыпался то положительный, то отрицательный человек. Меня мучил этот вопрос, и я спросила у Геннадия Фролова. Да, подтвердил он, сначала герой был один. Режиссером спектакля назначили Сергачева, героя должен был играть Табаков. Но на гастролях в Саратове Ефремов посмотрел первую картину и решил, что концы с концами не сходятся, и они с Аксеновым решили сделать двух героев, а режиссером спектакля стал Ефремов. На роли героев назначили Козакова и Фролова, а Табакову досталась роль буфетчицы.

Наверное, от того начального аксеновского замысла осталась песня на слова Евтушенко, а музыку по просьбе Ефремова написал Геннадий Фролов. Эта песня вошла в спектакль:

Мои нервы натянуты, как провода
Между городом Нет и городом Да.

Эта комедия, очень острая, любимая зрителями, всегда шла под гром аплодисментов. Спектакль антикультовый – открыто произносились фамилии «Сталин», «Мао», но в этом, по-моему, присутствовала нарочитость. Спектакль был несколько «литературным», а финал – то, что происходило в сознании Кисточкина, вовсе, по-моему, выглядел, надуманным. Я не любила играть так называемое «Третье измерение», но зрители смотрели эту сцену с удовольствием.

Мы все играли в серебряных масках «нечеловеков», помню, танцевали три Людмилы: Крылова, Гурченко и я. Но что было безумно интересно по форме – Ефремов задумал спектакль-симфонию. Два этажа дома в разрезе, на первом этаже – квартира Принцкеров, у которых Кисточкин снимал комнату и столовался. Рядом жил профессор с красавицей дочкой (Лаврова и Козелькова). На втором этаже – семья молодых джазовых музыкантов, в соседней квартире – пенсионер-здоровяк, все время делающий зарядку и пьющий кефир (Петр Щербаков). Все должны были играть одновременно, как оркестр, но на первый план выходить по очереди. Ефремов позже признавал, что в спектакле не все получилось. Мне кажется, виноваты были актеры: не хватило абсолютной точности, музыкальности, когда одна комната подхватывает другую…

Сейчас такой прием мы видим и у Чусовой в «Грозе», и у других режиссеров, но тогда такая многоэтажная конструкция была новшеством, необычным решением. Декорации к спектаклю «Всегда в продаже» делали художники Петр Кириллов, Михаил Скобелев и Анатолий Елисеев.

Были и блистательные актерские работы, кроме Кисточкина, в первую очередь буфетчица-хамка Клава в исполнении Олега Табакова. Это шедевр! Роль Клавы стала первой в его в галерее образов эксцентричных дам. Зрители бегали смотреть в первую очередь на него, как на чудо.

Табаков играл три роли в этом спектакле: не только наглую буфетчицу, которая как бы связывалась с космосом по телефону, но и лектора Клавдия Ивановича, и главного интеллигента – владыку Третьего измерения. То есть все его герои были перевертышами – могли по надобности, по выгоде становиться то одним, то другим, то есть были абсолютно продажны – к сожалению, даже интеллигенты (значит, Аксенов считал, что и интеллигенция, увы, продается). Наверное, это и есть сюрреализм. Табаков справился с задачей блестяще. Он очень точно реализовал замысел Аксенова – «всегда в продаже».

Очень хороша была Наталья Каташева, играющая старую еврейку – бабушку Принцкеров. Ее совершенно нельзя было узнать: художник Петр Кириллов (ее муж) придумал для нее образ: короткий седой парик с перманентной завивкой, сутулость, накрашенные губы. И это Наташа Каташева – молодая, красивая, элегантная женщина! Бабушка Каташевой, говорила с еврейской интонацией, могла сострить. На вопрос Кисточкина: «Что сегодня в газетах?», она отвечала: «То, что вчера по радио!»

Очень милы были Миллиоти и Крылова, играющие в очередь девочку Олю. Я играла маму Принцкеров, Гурченко – жену джазмена (Олег Даль). По-моему, сила спектакля заключалась не в острых фразах, а в том беспредельном, страшном цинизме, который демонстрировал умный Кисточкин – что блестяще играл Козаков и блестяще выстроил Ефремов.

Но я советую почитать об этом спектакле у Козакова – он его больше любит, чем я.

Трилогия

К 50-летнему юбилею Советской власти в 1967 году театр буквально совершил подвиг, за очень короткий срок поставив трилогию – «Декабристы», «Народовольцы», «Большевики». Три драматурга написали для нас пьесы: Зорин, Свободин и Шатров. Это был новый взгляд на историю.

В наше время «Современник» могут даже осудить за эту трилогию. Но сами мы тогда попытались очень честно отнестись к этим спектаклям, понять героев, изучая историю революционного движения в России. Герои-то были одержимы идеей, у каждого была своя правда, и именно это хотел доказать Ефремов. В «Декабристах» он играл императора Николая I. Потрясенный до глубины души предательством дворян, он сам вел допросы. Но конечно, главная идея спектакля – показать правоту декабристов, а не переживания царя.