Мои собаки

Нас сопровождало все «население» Великой: в воздухе — ласточки береговухи, стрекозы и пчелы, под водой, как рыбки-лоцманы — уклейки и пескари, а по воде — водомерки. Эти последние то и дело забегали вперед и, словно конькобежцы, носились перед носом байдарки, при этом на поверхности воды выписывали замысловатые зигзаги. Но в какой-то момент мне пришло на ум — А ведь это не просто зигзаги, это тайные знаки и они неспроста. С чего бы водомеркам бегать перед лодкой? Бегали бы себе у бортов. Так нет, они крутятся на нашем пути, явно предупреждают о какой-то опасности.

Тайные знаки водомерок несколько испортили мое отличное настроение — как бы добавили в него ложку дегтя; не большую — чайную, но ее хватило, чтобы у меня появилась горечь.

А Дым не смотрел на водомерок, не обращал на них никакого внимания — Вот еще! Какие-то малявки болтаются на пути! То ли дело Русалки!

Как и сказал Борис, река постепенно расширила русло, замедлила бег и, спустя два-три часа, превратилась в широкую водную гладь — с четырехрядное шоссе. Кстати, несколько лодок, которые прошли нам навстречу, четко соблюдали правила движения на судоходном пути — держались правой стороны. Дым строго следил за поведением байдарочников. Если кто-нибудь шел по середине фарватера или, чего доброго, сделал дикий разворот, подрезая соседей, мой капитан подпрыгивал на месте и во все горло лаял на нарушителей.

В середине дня река превратилась в стоячую мутную заводь и нам перегородил путь затопленный лес. Точно в весеннее половодье, из воды возвышались темные стволы без листьев. Эти скелеты меня насторожили; сразу вспомнились тайные знаки водомерок. Именно здесь мы и пропоремся, — мелькнуло в голове и, притормозив байдарку, я измерил веслом глубину. Весло не достало дна. А до суши было далековато.

Я прямо-таки раздвоился, во мне как бы появилось два человека: один, благоразумный, говорил — В лес не вплывай, деревья вас прихлопнут! А другой, бесшабашный, заявлял — Ничего страшного, пройдете! Эти двое начали бороться — кто кого. Победил благоразумный, и я начал разворачиваться, чтобы плыть назад.

Но Дым не смалодушничал; обернулся и рыкнул — Не трусь! Я на месте и все вижу!

Пришлось ему подчиниться. Хотя, надо признать, в этой непростой ситуации, рядом со своим мужественным другом, и я почувствовал прилив некоторого мужества — то есть, во мне бесшабашный все же положил благоразумного на лопатки.

Дым начал уверенно прокладывать мне курс, закрутил головой то в одну, то в другую сторону. Я еле успевал реагировать на его команды — Возьми правее! Возьми левее! Смотри в оба! Куда ты прешь, бестолковый! Тормози! Подай назад, растяпа!..

Дым не только командовал, но и работал, не разгибая спины — отталкивался лапами от деревьев, ложился на «палубу» и подгребал, выдерживая нужное направление.

С величайшей осторожностью мы вели наше хрупкое суденышко между мертвых деревьев. В темной воде плавали куски коры, гнилушки и прочая древесная труха, и все это было покрыто тиной — водоем напоминал прокисший борщ. Ветки хлестали Дыма по морде, меня по лицу, царапали по бортам лодки, чиркали по днищу. Несколько раз мы садились на какой-нибудь сук и тогда, чтобы сняться с него, Дым прыгал в воду и тянул байдарку за швартовую веревку, а я повисал на ближайшем дереве и одновременно ногами чуть сдвигал нашу облегченную посудину. Потом я снова опускался на свое место, Дым залезал на «палубу», отряхивался и мы продолжали путь.

Каким-то чудом нам удалось пройти мертвый лес без неприятностей. Но я был уверен — судьба сберегла нас для более суровых испытаний.

Потом возникла плотина — земляная насыпь, заросшая чертополохом. На плотине загорали несколько байдарочников. От напряжения в мертвом лесу я выбился из сил и намекнул Дыму, что неплохо бы отдохнуть, но капитан сделал вид, что не понимает моих намеков, а когда я вновь заикнулся об отдыхе, скривился и наотрез отказался — Не хнычь! Тоже мне рулевой! Чуть помахал веслом, пару раз нажал на педальки и уже выдохся! Крепись! Ты мужчина или слюнтяй?!

Честное слово, он только что не сказал — В следующий раз возьму другого рулевого. Очень надо с тобой нянчиться!

Такой у меня капитан. И грубоватый, и требовательный. Но не жестокий, и в высшей степени справедливый. Он всегда завышает меня, не делает скидки на мой возраст. Думает, если он что-то может, значит и другие смогут. Не понимает, что здесь одного желания мало. Что он, со своим врожденным непобедимым духом и мощью (у него не мышцы, а железная арматура), способен на великие дела, а большинство обычных людей (и собак) на них не способны.

Когда мы подошли к плотине, Дым сразу начал разгружать лодку, а потом, шмыгая носом, потащил байдарку не на плотину, а в обход ее. Я понял его задумку — ему уже надоели восторги туристов и разговоры о медалях и гранате.