Мои собаки

Большинство домашних животных не любят оставаться одни в доме, у них возникает чувство покинутости, а иногда и паника. Особенно в первые дни, когда им кажется, что хозяин ушел навсегда. Потом-то они привыкают к тому, что хозяин время от времени уходит из дома, но все равно в одиночестве сильно скучают.

Альме было слишком хорошо знакомо чувство одиночества, ведь она все детство просидела на привязи, ни с кем не общаясь, видя хозяина лишь от случая к случаю. Именно поэтому она очень болезненно переживала, когда я уходил. На участке все было проще — если я или брат ненадолго отправлялись к соседям, Альма, во-первых, видела, куда мы пошли, а во-вторых, на участке оставался «Москвич» или «Ока», и Альма отлично знала, что без нее мы никуда не уедем. Другое дело в городе.

Первое время в квартире Альма ходила за мной, как привязанная: я шел из комнаты в комнату — и она за мной по пятам; я направлялся на кухню или в ванную — и она следом. А когда я работал за столом, непременно ложилась на тахту напротив и не спускала с меня глаз, следила, чтобы я никуда не ушел. Причем ложилась на то место, где я иногда днем на часик прикладывался, чтобы ощущать мой запах (стоит ли говорить, что я для нее значил много, очень много. Как и она для меня).

Бывало, на тахте Альму одолевала дремота, она долго боролась со сном, но потом не выдерживала, уходила в коридор и укладывалась у входной двери — не дай бог, я уйду незаметно. Как только я заикался, что должен уйти по делам, Альма начинала скулить: — Возьми и меня с собой! Я объяснял ей, что никак не могу ее взять, что скоро вернусь и принесу ей чего-нибудь вкусненького, но она куксилась, недовольно шмыгала носом. Ну, а возвращаясь, я еще издали видел — Альма сидит на балконе и нетерпеливо вглядывается в улицу.

Но вскоре все изменилось — Альма нашла себе занятие в мое отсутствие. Однажды, когда я пришел домой, она встретила меня радостным лаем и кивнула на комнаты: — Посмотри, как я прибралась! Я оглядел квартиру и ахнул — пол был натерт до блеска, на стульях и тумбочке ни соринки, ни пылинки, моя обувь не валяется кое-как, а расставлена аккуратно, ботинок к ботинку, тапок к тапку. Вдобавок, и на балконе, где у меня всегда был кавардак, скопище разного барахла, Альма навела порядок. Словом, она показала себя образцовой домохозяйкой, превратила мою захламленную квартиру — ну, не в номер люкс, конечно, но уж точно — в номер первого класса. Я хвалил свою подружку от всей души.

Дальше — больше. Поскольку Альма свободно ходила на задних лапах, ей не составляло труда открывать кран в раковине, набирать воду в кружку и поливать фиалку на подоконнике. Этот цветок в горшке мне подарила одна знакомая.

— У тебя жуткий характер, — сказала она. — Фиалка будет тебя радовать, и твой характер станет помягче.

Фиалка меня радовала, но мой характер, по словам приятелей, не помягчал. Некоторые из них даже говорили, что я стал еще более ворчливым, чем был. Я на них не обижался. Они, дедули, страшно боятся старости, избегают разговоров о болезнях, всем улыбаются, пытаются шутить — молодятся, одним словом. Чудаки! А мое ворчанье… Я, в самом деле, иногда ворчу, но только когда сталкиваюсь с несправедливостью или вижу, как что-то делается плохо, без души. Мое ворчание — это призыв к совести, к улучшению работы.

Но хватит о себе, рассказываю-то я об Альме. Так вот, оставаясь дома без меня, Альма не теряла времени даром — не только прибиралась в квартире, но и занималась самообразованием: просматривала книги о животных, слушала музыку по радио и танцевала. Если вы, ребята, помните, она блестяще показала себя в танцах под пластинки в «Собачьей школе», и теперь только совершенствовала мастерство, даже изучила горячий танец в стиле «фламенко». Этот танец она танцевала особенно зажигательно. Она вообще была очень эмоциональной: веселилась так веселилась — казалось, из ее глаз брызжут искры, а если грустила, то, честное слово, вокруг все тускнело, и даже солнечный день казался пасмурным.

Однажды, подходя к дому, я увидел, что Альма с балкона машет мне лапой и лает, подпрыгивая на месте. Не успел я войти в квартиру, как она возликовала: — Я подобрала мелодию по слуху! — и сев за пианино, сыграла «Во поле березка стояла». Сыграла чисто, без единой фальшивой ноты — у нее оказался абсолютный музыкальный слух! Я так изумился, что чуть не грохнулся на пол.

А через несколько дней Альма разучила и более сложную вещь — вальс Штрауса. Соседи при встрече меня спрашивали:

— Вы снова начали музицировать? Поздравляем!

Приходилось объяснять:

— Это не я, это Альма.

— Шутите? — вопрошали соседи.

Я подтверждал, что никто иной, а именно Альма играет на пианино.

— Обалдеть можно! — таращили глаза соседи, но некоторые усмехались, подмигивали друг другу и за моей спиной крутили согнутым пальцем у виска — мол, старикашка (я, то есть) немного свихнулся.