Мой Шолом-Алейхема, 40

Наш в пышных акациях двор, расположенный на углу улиц Шолом- Алейхема (в прошлом Мясоедовской) и Буденного (бывшей Болгарской), образован примыкающими другу к другу двухэтажными флигелями, (с борта самолоета , наверное, виделся бы неаккуратно нарисованным параллеллепипедом), в крошечных, без каких-либо удобств, квартирах которого тогда жили люди самых разных сословий (врачи, торговцы на Привозе, парикмахеры, сапожники, портные, военные, политработники и др. ), разных национальностей, служил всем нам, словно компенсацией за тесные, мрачные жилища. Основная жизнь всех вместе и каждого в отдельности проходила во дворе, где все все знали друг о друге. Некоторые соседи иногда ссорились, обменивались оскорблениями, доходящими до драк, но все друг друга любили и готовы были откликнуться по первому зову о помощи. Здесь все, независимо от национальности, соревновались в приготовлении украинского борща с чесноком, еврейской фаршированной рыбы, русских щей. В дни национальных праздников нас, детей, родители, (часто не религиозные) отправляли по всем соседям разносить им ритуальные угощения. И потому в дни еврейских праздников русские и украинские семьи ели, сравнивая кулинарные достоинства соседок, изделия из мацы, фаршированную рыбу, струдель, и т. д., а в дни православных праздников столы в еврейских квартирах ломились от крашенных яиц, пасхальных куличей и пр.

*

Мои первые воспоминания о дворе с леденящим чувством страха, сковывающем всех советских людей во времена сталинщины, относятся к концу сороковых. Это было весной сорок восьмого или сорок девятого года, когда мы, девчонки, довольные тем, что начались весенние каникулы и нам уже разрешили снять чулки со всегда сползающими и перетягивающими ноги резинками и надеть носочки, изможденные от прыганья в игре в "классики" и скакалки, сидели на ступеньках лестницы одного из флигелей, болтали и рассказывали анегдоты (любимое занятие одесситов всех возрастов). Анекдоты были детские, наивные. Рассказывали обычно девчонки постарше, а мы, малявки, делая вид, что понимаем суть парадокса, хохотали громче всех. Особенно мы любили анегдоты про Пушкина и Крылова, в которых обыгрывались разные коллизии их состязания в пародийным стихосложении в ситуациях, связанных со стремлением к овладению вниманием дам на баллах.

Уже было темно, когда я, вся лохматая от прыжков и возбужденная от смеха, пришла домой. За столом сидели взрослые и о чем-то говорили, не обращая на меня внимания. Пока я в умывальнике, висевшем тут же, недалеко от стола, где все сидели, мыла руки, до меня долетели слова: "Он "сидит" за анекдот".

Я совершенно не знала, о чем и ком они говорят, но страх того, что за анекдот сажают в тюрьму, мной овладел полностью. Первое желание было быстро признаться отцу, что мы весь вечер рассказывали анегдоты. Но мне стало страшно его испугать. Замкнувшись наедине со своим горем, я всю ночь прислушиваась к звукам, не идет за мной милиция. Едва дождавшись утра, я решила рассказать все маме, но и этот барьер я не могла преодолеть. Прошло полдня, а я, к маминому удивлению, не выходила во двор, боясь, что меня арестуют. Я помню, как я тогда ненавидела всех своих подружек по двору, соучавствующих со мной в том, за что арестовывают, и в то же время мне было жаль их за то, что и они окажутся в тюрьме. Так, в отчаяньи, с которым мне было сташно с кем-то поделиться, прошло несколько дней. Подружки играли во дворе, как ни в чем ни бывало, не подозревая о моих страданиях, и все больше втягивали меня в обычные дворовые дела, которые вернули постепенно спокойствие, но не смогли избавить от возникшей надолго ненависти к анекдотам.

Шолом- Алейхема, 40! Среди многочисленных событий нашего двора память хранит факты, связанные со скарлатиной. Моя сестра заболела тяжелой формой этой болезни, при которой в обязательном порядке заболевших госпитализировали, дабы предотвратить распространение инфекции. Наша мама, как огня, боялась больниц, состояние которых в годы послевоенных лишений мало гарантировало сохранение здоровья и жизни. И потому, она наотрез отказалась отдать сестру в больницу. По предписанию врача отца уволили с работы, а с родителей взяли расписку в том, что они извещены, что если хоть один ребенок во дворе заболеет скарлатиной, им грозит большой штраф и наказание. Родители боялись не угроз со стороны районных властей, а непонимания соседей. Но весь двор поддержал семью морально и материально. Жильцы сами организовали систему профилактики, и во дворе никто не заболел.