Мой роман, или Разнообразие английской жизни

Часа через два, маленькая крытая тележка остановилась у домика мистера Эвенеля; из тележки выпрыгнул бледнолицый и худощавый молодой человек, одетый по праздничному; его сопровождала женщина, с привлекательным, одушевленным личиком. Она подала ему на руки ребенка, которого молодой человеку принял с нежностью. Ребенок был, кажется, болен и начал кричать. Отец стал припевать, свистать и щолкать, с таким видом, как будто совершенно привык к подобного рода упражнениям.

– Он уймется, Марк; лишь только бы нам добрести до дому, сказала молодая женщина, вытаскивая из глубины тележки пироги и булки давишнего печенья.

– Не забудь цветов, которые дал нам садовник сквайра, сказал Марк-поэт.

Молодая женщина вынула между тем мешки и корзины, которые наполняли тележку, поправила свой клек, пригладила себе волосы и приготовилась идти.

– А тихо что-то; они видно не ожидают нас, Марк. Ступай, постучись. Верно они еще не ушли спать.

Марк постучался в дверь – нет ответа. Слабый свет, выходивший из окна, ложился но полу, но не было заметно в доме движения. Марк опять постучался. Кто-то, одетый в платье пастора, идя по направлению от Лэнсмер-парка, с противоположного конца дороги, остановился, услыхав нетерпеливый удар Марка, и сказал учтиво:

– Не тот ли вы молодой человек, которого друг мой Джон Эвенель ожидал к себе сегодня утром?

– Точно так, мистер Дэль, сказала мистрисс Фэрфильд, с некоторою кокетливостью. – Вы ведь помните меня. Это мой милый и добрый супруг.

В это время человек, запыхавшийся от скорой ходьбы, с лицом, разгоревшимся от усталости, подошел к крыльцу дома.

– Мистер Морган! вскричал пастор с приятным удивлением. – Надеюсь, что здесь не случилось ничего печального.

– Фу, пропасть! это вы, мистер Дэль? Пойдемте, пойдемте скорее. Мне нужно вам передать два-три слова. Но что же это тут за народ еще переминается?

– Сэр, сказал Марк, выглянув из за двери: – мое имя Фэрфильд, а моя жена дочь мистера Эвенеля.

– Ах, Джэн, и её малютка тоже! Славно, славно! Пойдемте же скорее; только будьте осторожнее и не увлекайтесь слишком. Можете, чай, без шума, а? Тихонько, тихонько!

Общество все вошло; дверь затворилась. Месяц поднялся на небе и уныло освещал уединенный домик, заснувшие цветы в полисаднике и развесистое дерево с растрескавшеюся корою.

–

Весь этот день Гарлей л'Эстрендж был более обыкновенного уныл и мрачен. Воспоминание о времени, неразлучном с именем Норы, увеличило лишь грусть, которая тяготила его душу с тех пор, как он упустил из виду Нору и потерял следы её. Одлей, увлекаемый нежностью к своему другу и чувством раскаяния в своих поступках, уговорил л'Эстренджа оставить вечером парк и отправиться за несколько миль, с целию употребить будто бы содействие Гарлея для выполнения какого-то важного проекта по делу выборов. Перемена места должна была благодетельно развлечь его посреди его мечтаний. Сам Гарлей был рад избавиться от гостей в доме Лэнсмеров. Он тотчас же согласился идти. Он не хотел возвратиться к ночи. Депутаты, которых он собирался посетить, жили в дальнем друг от друга расстоянии, так что он мот пробыть день или два вне дома. Когда Гарлей вышел, Эджертон сам впал в глубокую задумчивость. Носились слухи о какой-то неожиданной оппозиции. Приверженцы его находились в беспокойстве и страхе. Ясно было видно, что если интересы Лэнсмеров подвергнутся нападению, то они окажутся слабейшими, чем предполагал граф.