Мой Рагнарёк

— Выходит, что мы напрасно ждали его здесь все это время? — Афина выглядела обиженной, словно ее не пригласили на праздник. — Надувались от гордости, считали себя форпостом, а оказались в глубоком тылу… И что теперь? Мы так и будем сидеть на амбах, теряя рассудок — каждый на свой манер! — и ждать, пока загадочный пернатый змей и его приятели перебьют нас поодиночке?

— Мы не будем сидеть на месте. — Твердо сказал я. — Все что угодно, только не это! У нас же есть ваши стремительные летательные машины, оружие, придуманное хитроумными людьми, и остатки нашего собственного былого могущества — не так уж мало, правда? Все это теперь пригодится… Возможно, мы не в силах изменить предначертанное, но ничто не помешает нам хорошенько потрепать эту армию и нервы ее предводителя, заодно. Мне не терпится проверить, так ли они равнодушны к смерти, как говорила Скегуль! И кто знает, может быть наш враг куда более уязвим, чем мне кажется? — Мои речи восхитили меня самого: на какое-то мгновение мне удалось поверить, что у нас все-таки есть шанс победить в последней битве — даже прежде, чем она успеет начаться…

— Мне очень нравятся твои слова, Один! — Прочувствованно сказал Марс. — Мы ему покажем, этому твоему Сурту! Можешь не сомневаться: Аид и протрезветь не успеет, а в его царстве снова будет полным-полно народу!

— Не думаю, что они туда вернутся, даже если снова умрут. — Равнодушно возразил я.

— Впрочем, это — не наша забота…

— Мне тоже нравится твое предложение, Вотан. — Улыбнулась Афина. — Не так уж нас мало, если соберемся вместе! И мы все еще многое можем. Только надо поторопиться, пока этот пернатый змей и его подружка с веретенами не перебили нас по одному… А у тебя нет никаких соображений на их счет? Как нам быть с этой напастью? В твоем пророчестве насчет «сумерек богов» ничего не говорилось о неведомых тварях, которые приходят из темноты за жизнями бессмертных?

— Ничего. — Хмуро сказал я. — Я ведь уже не раз говорил тебе, что понятия не имею, кто они такие и откуда взялись на нашу голову! Я бы дорого заплатил, чтобы это узнать. — Я решительно поднялся и пошел к выходу из просторной пещеры.

— Куда ты, Один? — Удивился Марс.

— Я скоро вернусь. — Пообещал я. — Мне нужно немного побыть одному.

Должен быть какой-то выход. А если нет, я его придумаю.

Некоторое время я неторопливо брел куда глаза глядят, спускаясь с вершины столовой горы по узкой тропинке. Иногда, впрочем, я сворачивал с проторенной дороги и карабкался по каким-то невероятным нагромождениям камней: земля сама говорила мне, куда следует ступать, чтобы доставить ей удовольствие… Наконец мои ноги приняли решение остановиться. Я не стал с ними спорить и уселся на большой круглый камень, согретый послеполуденным солнцем. Отвязал от пояса мешочек с рунами. Сейчас мне позарез требовался их совет — как никогда прежде!

Поэтому я решил достать не одну руну, а три. Впервые за свою долгую жизнь я отступал от собственного правила. «Много рун — для слабых духом, для нуждающихся в надежде и утешении, а для Одина — всегда только одна», — гордо говорил я когда-то. Но сейчас мне пригодились бы и надежда, и даже столь презираемое мною утешение. А больше всего мне был нужен дельный совет.

Незнакомцы, вышедшие на охоту за Олимпийцами, тревожили меня все больше.

На свой счет я был совершенно спокоен: пророчество старой карги Вельвы насчет моей — теперь уже совсем близкой! — смерти от клыков Фенрира было хорошо хотя бы тем, что позволяло мне высокомерно пренебрегать прочими опасностями, как и подобает отцу всех воинов. Но мне очень не нравилось, что мои новые приятели Олимпийцы оказались такими уязвимыми. Было бы досадно столь быстро потерять моих новых союзников — заносчивых не по чину, несговорчивых и не слишком могущественных, но изобретательных, веселых и по-юношески бесстрашных. Да и не только в этом дело: они мне нравились, чем дальше — тем больше, а я привык считать, что жизнь того, чье существование доставляет мне удовольствие, священна. И самое главное: мое равнодушное древнее сердце начинало ныть, словно заячье сердечко несмышленого мальчишки, когда я думал, что завтра утром могу обнаружить смертоносные веретена — или зеленые перья приходившего к Марсу существа? — в мертвых серых глазах Афины.

Я быстро достал три теплые косточки, положил перед собой на песок и медленно перевернул — сначала ту, что лежала справа, потом — центральную и напоследок ту, что была слева.

* * *

Первым открылся все тот же Хагал, грозный знак небесного града — именно эту руну я вытащил из мешочка за несколько минут до того, как Афина пришла, чтобы сообщить мне о смерти бедняги Диониса. Хагал по-прежнему сулил нам «очищающее разрушение» и «перемену участи». Два дня назад это обещание почти восхитило меня, но сегодня я не испытывал прежней радости: я уже знал, какого рода эти самые перемены, и пока они мне не слишком нравились.

Мои надежды с самого начала были связаны со второй руной: по законам гадания именно она должна была подсказать мне выход из положения.