Мой Рагнарёк

— Кто это ко мне пришел? — Озабоченно осведомился я. — Опять эта соленая маньячка?

Или моя подружка Сфинкс снова возникла из небытия? Вообще-то я за ними еще не соскучился…

— К тебе пришли люди, Владыка. Много людей. — Сочувственно сказал Джинн.

— И мне кажется, что от них слегка пахнет смертью, совсем как от твоего друга Мухаммеда. Они окружили сад, поскольку не могут преодолеть поставленную мною преграду. Эти люди в один голос утверждают, что ты сам их позвал — послал за ними ветер, что-то в таком роде… Я полагаю, что это и есть твое войско — еще не все, конечно. Они прибывают и прибывают.

— Уже началось? — Обреченно спросил я, растирая виски ледяными кончиками пальцев. — Ох, ну почему все происходит так быстро?! И что я буду делать с этим войском — не представляю!

— Ты не любишь повелевать людьми, да? — Понимающе спросил Джинн. — От души сочувствую тебе, Владыка. Впрочем, мудрецы говорят, что именно из тех, кому противна власть над другими, получаются самые лучшие правители.

— Все может быть. — С некотором сомнением протянул я. Вообще-то, ребята, которым в свое время довелось поработать со мной в качестве подчиненных, вряд ли согласились бы с этими гипотетическими «мудрецами»: периодически я с удивлением замечал, что при моем приближении беднягам ужасно хочется оказаться где-нибудь на другом краю Вселенной. Странно, конечно — на мой вкус, я вполне безобидное существо…

Я поднялся на ноги — они были ватными и дрожали — противное ощущение. И вообще я чувствовал себя как на третий день гриппа, когда самое худшее вроде бы уже позади, но вам все еще чертовски паршиво, и — что особенно ужасно — кажется, что теперь так будет всегда!

— А твоего могущества хватит, чтобы привести меня в порядок? — С надеждой спросил я.

К моему изумлению, Джинн печально покачал головой.

— Если бы ты был болен, я бы тебя вылечил. Но ты не болен. Просто потерял слишком много сил, когда призывал к себе свое воинство. А я не хранитель твоей силы, Владыка.

Поэтому…

— Какое свинство! — Вздохнул я. И поспешно добавил:

— Я не тебя имею в виду, дружище.

Очевидно, я сам дурак. И на кой мне вообще сдалось кого-то там к себе призывать…

Ладно, чего зря ныть! Ну хоть чашечка кофе у тебя найдется, надеюсь?

— Разумеется. — С облегчением заулыбался Джинн. — Самого наилучшего!

Я уселся на траве, скрестив ноги и с удовольствием попробовал содержимое маленькой фарфоровой чашки, которую Джинн торжественно извлек из ниоткуда отработанным жестом провинциального фокусника.

— А, собственно, на кой я им сдался, этим «пахнущим смертью»? — Устало спросил я. — Вроде бы, мы с Мухаммедом договорились, что величайшим полководцем всех времен и народов у нас будет он, а я — так, серый кардинал на полставки… Где он, кстати?

Опять в ванной с гуриями — так, что ли?

— О, ты настоящий провидец, Владыка! — В интонациях Джинна присутствовала увесистая порция самого доброкачественного ехидства.

— Возмутительно! — Фыркнул я. — А работать кто будет?

— Может быть, когда прийдет время выступать в поход, Мухаммед действительно возглавит твое войско, Владыка. — С заметным сомнением сказал Джинн. — Но сейчас он тебе ничем не поможет. Ты вернул этих людей к жизни, ты их призвал, и они должны увидеть тебя, чтобы принять свою судьбу.

— Какой ты мудрый! — Вздохнул я. — Мне даже крыть нечем… Если я скажу, что не собирался возвращать их к жизни и вообще ничего не собирался делать, это ничего не изменит, правда? Все равно все уже почему-то случилось!

— Беседуя с тобой, я, кажется, начинаю постигать логику таинственной силы, которая движет всем во Вселенной. — Улыбнулся Джинн. — Если бы эта сила пожелала вступить с нами в беседу, она бы тоже наверняка сказала, что «не собиралась ничего делать», но все, тем не менее, «почему-то случилось».

— Уверен, что так оно и есть! — Усмехнулся я. — Ох, подожди! А как же я буду с ними разговаривать, с этими ребятами? Я знаю-то всего пару языков, да и то неважно…

Может быть, ты сможешь быть переводчиком?

— Это не понадобится, Владыка. И языки, которые ты успел изучить, тебе не понадобятся, так что не старайся воскресить в своей памяти как можно больше чужих слов. — Успокоил меня Джинн. — Собственно говоря, человеческих языков больше нет.

Они иссякли, как солнечный свет.

— Но мы же как-то говорим! — Растерянно возразил я.

— Да, разумеется, мы по-прежнему можем вести беседу. — Кивнул он. — Вернее, тебе кажется, что я говорю на твоем родном языке, в то время, как мои уста вообще сомкнуты. А мне кажется, что я просто читаю в твоем сердце, когда я вижу, как движутся твои губы… Одним словом, между нами что-то происходит, и мы прекрасно понимаем друг друга. И когда ты обращаешься к Мухаммеду, он понимает тебя, хотя вряд ли ты удосужился употребить в беседе хоть одно арабское слово. То же самое будет, если ты захочешь поговорить с людьми, которые тебя ожидают. Я понятно изъясняюсь?