Мой Рагнарёк

— Сделаем. — Улыбнулся Улисс. — Если у него есть хоть какое-то имя, ты скоро его узнаешь, Паллада!

— И вот еще что… — На губах Марлона Брандо снова заиграла странная улыбка Афины, которая так мне не понравилась несколько часов назад. — Ты передашь ему мое послание. Только не в начале беседы — чтобы не вызывать ненужных подозрений!

— а перед тем, как попрощаться.

— Передам. — Покорно кивнул он.

— Только не забудь переменить внешность прежде, чем бежать на свидание! — Насмешливо сказал я Афине. — А то срам будет великий!

— Не забуду. — Невозмутимо кивнула она.

* * *

Мое настроение совершенно не тянуло на настроение предводителя только что победившей армии. Я чувствовал себя опустошенным и печальным — не самое лучшее сочетание! Вообще-то, мне полагалось торжествовать: сегодня я в очередной раз превзошел собственные представления о возможном — небрежным движением руки отражал хваленые зевсовы молнии, даже те, что полыхали за несколько миль от моей макушки, заставлял подниматься к небу струи горячего песка, заклинал ветер, одним словом, творил черт знает что, и наши храбрые летчики были в восторге от моей удали.

Теперь они слонялись на почтительном расстоянии от моей грозной персоны и буравили меня верноподданническими взглядами. Эти грозные дяди походили на стеснительных фанов какой-нибудь дурацкой поп-звезды: меня не покидало ощущение, что ребята собираются попросить у меня автограф, а еще лучше — лоскут от моей рубахи, чтобы хранить его в изголовьи всю оставшуюся жизнь — черт, не так уж и долго!..

— Нерон был дурак! — Задумчиво сказал кто-то за моей спиной.

— Почему? — Изумился я. Обернулся, увидел Анатоля и обрадовался: до сих пор этот парень почти всегда ухитрялся поднять мне настроение. — Садись рядом. — Я похлопал по теплому песку неподалеку от собственной задницы. — И объясни мне, ради всего святого: с чего ты вспомнил Нерона? Ты его только что встретил?

— Да нет, бог миловал. — Улыбнулся Анатоль. — Просто вспомнил… Ты ведь знаешь эту историю о том, как Нерон отдал приказ поджечь Рим? А потом созерцал сполохи пожара с холма и пытался сложить песню… — Я кивнул, и он продолжил:

— Я хочу сказать, что Нерон здорово ошибался, когда рассчитывал вдохновиться зрелищем горящего Рима.

Хорошему поэту вполне достаточно того Рима, который горит в его собственном сердце…

— А если ему просто хотелось увидеть, как горит Рим?

— УВИДЕТЬ, как горит Рим может только тот, кто горит вместе с Римом, а не тот, кто взирает на это с холма. Есть же разница!

— Есть. — Согласился я. — А с чего это ты его вспомнил?

— Можно сказать, что сегодня я сам впервые «оказался в горящем Риме». — Вздохнул он. — Прежде я был таким же дураком, как Нерон… Видишь ли, я тоже думал, что «смотреть с холма» — вполне достаточно!

Потом Анатоль ушел, мечтательно сказав, что собирается поспать. Я мог только позавидовать: упрямец Морфей по-прежнему не желал одарить меня своими милостями… Больше меня никто не беспокоил, даже Мухаммед не заявился: видимо он расстелил свой коврик для намаза и бурно общался с Аллахом, которого сам же когда-то и выдумал. Джинн, вероятно, находился где-то поблизости, но ничем не выдавал своего присутствия. Так что я мог сколько угодно наслаждаться одиночеством, жрать его большими ложками — лишь бы не захлебнуться!

Незадолго до рассвета я услышал тихое поскрипывание песка где-то в темноте. Мой щит хранил спокойствие, он даже не дрогнул — значит, ко мне приближался не враг.

Выразить не могу, как это меня радовало: признаться, я все время ждал нового визита своих индейских недоброжелателей. Их неторопливость была хорошим подарком, но меня она даже настораживала. Что толку? Смерть тоже не слишком торопится на свидание с каждым из нас, иногда она демонстративно медлительна, и мы начинаем надеяться, что она вообще никогда не появится на нашем пороге, но однажды она все-таки приходит…