Мой Рагнарёк

– Ну да, конечно, как я могла забыть, с кем имею дело! Легендарное гостеприимство северных варваров, как же, как же! – Звонко рассмеялась она.

– Ладно уж, Хрофт, не дуйся. Если уж тебе кажется, что в нашего гостя следует запихать как можно больше пищи – значит будем запихивать! Кто я такая, чтобы спорить с тобой, о Отец Мудрости!

Пойду, погляжу, осталось ли хоть что-то в наших оскудевших закромах… – Она вышла из комнаты с таким довольным и злорадным выражением лица, словно собиралась насильно напоить нас с Одином рыбьим жиром, а на десерт подать кипяченое молоко с пенками.

– Я давно не видел Палладу такой веселой. – Задумчиво сказал мне Один. – Ты вернул ей радость, гость. Хотел бы я знать, кто ты! Не из пустого любопытства, а для того, чтобы понять: кем надо быть, чтобы вернуть ей радость?

– Наверное для этого надо быть наваждением, – печально усмехнулся я, – не более того…

– И каково оно – быть наваждением? – С неподдельным интересом спросил Один. – Мертвым я уже был, а вот наваждением – никогда…

– Я тоже был мертвым, – гордо сообщил я, – правда, всего пару раз и совсем недолго…

Если честно, мне совсем не понравилось.

– Мне тоже. – Серьезно кивнул Один.

– А вот быть наваждением – редкостное удовольствие: все равно, что быть живым, только еще лучше. – Доверительно сообщил я.

– Мне понравилось, как ты это сказал. Ты произнес свои нескладные слова, в которых не было ни капли пойла скальной твари, так, что на миг меня посетили все твои чувства.

Это великий талант – говорить так, гость! Ты мог бы стать знаменитым скальдом…

– Скальдом? Я уже пробовал однажды, получилось не очень-то. – Смущенно признался я. – Правда, тогда я был ужасно молодой и такой глупый – завидки берут!

– Значит тебе следует попробовать снова. Глядишь, теперь получится. Ты не кажешься мне молодым, хотя на твоем лице отпечаталось не слишком много свидетельств прожитых лет. – Обнадеживающе заметил он. Мне показалось, что теперь Один смотрит на меня с явной симпатией – насколько его единственный глаз вообще был способен выражать мало-мальски теплые чувства.

– Ладно, я попробую, – улыбнулся я, – если еще успею…

– Все можно успеть, – строго сказал Один, – даже за день до Последней Битвы еще можно успеть сделать все, что должно. Если бы я так не думал, я бы уже давно узнал на собственной шкуре, что такое отчаяние…

– Что ж, я рад, что ты до сих пор не знаком с его горьким вкусом, от которого сохнут губы и появляются слезы на глазах…

Один поморщился.

– Не продолжай, гость. Ты слишком хороший скальд! Если ты произнесешь еще несколько слов, я, чего доброго, сам почувствую этот проклятый вкус…

– Извини. – Удивленно сказал я. – Но думаю, что дело не в моих гипотетических талантах. Просто ты сам – гениальный слушатель.

– Это почти правда. – Спокойно согласился он. – Больше того: я – единственный НАСТОЯЩИЙ слушатель. Всякий скальд слагает слова в строчки лишь для того, чтобы доставить мне радость, даже те, кто не подозревает о моем существовании – и горе тому, чьи труды не достигли моего слуха! В его стихах не будет силы: как бы мастерски не сплетал он слова, без моей помощи они не найдут путь ни к одному из сердец…

– Теперь все ясно: уж мои-то труды явно не достигали твоего слуха! – Рассмеялся я. – Оно и к лучшему: по крайней мере, сегодня мне не приходится краснеть.

– Веселитесь? Ну-ну… Впрочем, это не так плохо: наконец-то в моем доме хоть кто-то веселится! А то в последнее время здесь уже стены стонут от наших с Одином угрюмых рож… – Афина вернулась к нам в главе целой армии своих больших оживших игрушек – Любимцев, как она их называла. Эти трогательные мохнатые существа тут же принялись хлопотать, торопливо расставляя где попало многочисленные мисочки и кувшинчики. У меня создалось впечатление, что их хозяйка велела им с максимальной скоростью загромоздить посудой все свободное пространство, не слишком заботясь о правилах сервировки: один из драгоценных сосудов они умостили точнехонько между носками моих сапог. Я выразительно потоптался на месте, рыжий плюшевый медвежонок виновато пискнул и торопливо потянул посудину в самый дальний угол. Мне оставалось тихо умиляться…

– За тебя, гость! Ты не только избавил нас от охотников, ты принес в этот дом радость.

Вечер, завершившийся улыбками – такой роскоши мы давненько не знавали. – Торжественно сказал Один, поднимая восхитительную чашу – подобной красоты я не встречал ни в одном из альбомов по античному искусству. Еще бы – это же была не какая-нибудь очередная археологическая находка, а личное имущество великой богини!

Афина протянула мне точно такую же чашу и ободряюще подмигнула: дескать, не бойся, не отравлено! Я попробовал было сделать глоток: этого требовала элементарная вежливость, но у меня ничего не вышло. Вообще-то, мне не раз снились сны, в которых я ел и пил – порой в таких невероятных количествах, что вспомнить страшно! Самое смешное, что иногда после таких сновидческих пирушек я просыпался в самом настоящем похмелье – это при том, что наяву не пил ничего крепче обыкновенного чая!