Мой Рагнарёк

Вернее, гостья. Та самая, с веретенами. Эта вздорная баба носит их в волосах, вместе с кучей перьев и ваты. Безумная, она всерьез верит, что это делает ее красивой! Никогда не думал, что женщина может быть настолько уродливой… А что касается моей руны, она не смогла помешать этому чудовищу, как я и предвидел. К счастью, ее силы хватило на то, чтобы предупредить меня, так что я встретил нашу гостью на пороге.

– И что было потом? – С улыбкой спросила Афина. – Впрочем, я могла бы и не спрашивать! Где ее труп, Один? Что-то я его здесь не вижу. Ты его съел?

– Не преувеличивай, Паллада: перед этим я плотно поужинал. – Один тоже улыбался, насмешливо и печально. – Моей силы с лихвой хватило, чтобы не пустить ее в твой дом, это было не так уж трудно. Гораздо легче, чем я ожидал… Но убить ее оказалось невозможно. Думаю, все наши ночные гости воистину бессмертны, в отличие от нас самих!

– А жаль. – Просто сказала Афина. – Лучше бы наоборот!

– Если бы только я знал их имена! – Вздохнул Один. – Мы могли бы спать спокойно. В моих рунах все еще много силы, они могли бы остановить наших незваных гостей, бессмертные они, или нет…

– Знаешь, – сказал я Джинну, – я постепенно склоняюсь к тому, чтобы послать им записку с этой бесценной информацией. Отнесешь?

– Надеюсь, ты шутишь, Владыка? – Нахмурился Джинн. – Эти индейские боги оказывают нам неоценимую услугу, сами того не ведая.

– В гробу я видел их услуги! – Буркнул я. И неохотно признался:

– Мне почему-то очень хочется им помочь.

– И еще тебе очень хочется им понравиться. – Насмешливо заметил Джинн. – Еще одна милая человеческая причуда – нравиться всем и каждому, даже собственным врагам. А они – наши враги, Владыка, ты не забыл?

– Ну и что? – Равнодушно спросил я. – Они мне нравятся. Наверное, одно другому не мешает.

– Врагам свойственно убивать друг друга, Владыка. – Джинн разговаривал со мной, как с больным ребенком. – Убивать, а не спасать. Если бы у тебя по-прежнему была всего одна жизнь, а не шестьсот с лишним, ты бы относился к этому серьезнее.

– Может быть, – неохотно согласился я, – но поскольку их у меня действительно шестьсот с лишним, серьезным я стану еще очень нескоро, ты уж извини…

Я не отрывался от телевизора до самого вечера. Я видел, как Один с Афиной, снова принявшей облик Марлона Брандо, сели в аэроплан довоенной конструкции – я с изумлением узнал своего старого знакомого: черного кота с желтым бантом на шее, украшавшего хвост самолета, и большие сине-бело-красные круги на серебристых крыльях. Я вспомнил, что уже видел этот очаровательный самолетик: шум его моторов вывел меня из сладкого оцепенения, когда я в полном одиночестве ехал неведомо куда по пустыне, без войска и генералов, даже мой приятель Джинн еще дремал в волшебном сосуде, украшавшем шею Синдбада… И этот же аэроплан кружил над моей головой в самом начале этого идиотского мероприятия, еще до того, как меня убила моя старинная подружка Сфинкс, только тогда он был игрушечным… – или мне так казалось?

– Так это были вы, ребята! – Я и сам не заметил, что произнес эти слова вслух. Самое удивительное, что и Один, и Афина настороженно оглянулись – можно было подумать, что они меня услышали. Впрочем, в этом я все-таки здорово сомневался…

Целый день я зачарованно следил за их перелетами с амбы на амбу. Мне довелось увидеть почти всех Олимпийцев, впрочем их настоящий облик остался для меня тайной – эти ребята, как и Афина предпочитали пользоваться чужими лицами. Среди них обнаружилось целых два Элвиса Пресли: один из них оказался Аполлоном, а другой – не кем иным, как самим Марсом, что здорово меня насмешило.

Насколько я понял из разговоров, эти двое находились в состоянии перманентной ссоры, поскольку никак не могли поделить полюбившийся им сладкий образ. Мне внезапно пришло в голову, что настоящий Элвис наверняка находится в моем войске – если только он не был ни ангелом, ни инопланетянином, что довольно сомнительно. Я подумал, что надо бы при случае разыскать этого красавчика и рассказать ему о его посмертной славе, грех лишать человека его последнего триумфа. Наверняка парень будет доволен своим успехом среди богов-Олимпийцев, еще бы: вот это, я понимаю, зрительское признание!…