– Живая.
– Разумеется, живая. – Согласился Джинн. – Она же зверь, а не человек. А все происходящее касается только людей – по крайней мере, пока.
Мне почему-то стало гораздо легче.
– Как хорошо, что они еще прыгают, эти чертовы белки! – Искренне сказал я. – Слушай, ну их в баню, эти мертвые города! Лучше покажи мне какой-нибудь лес, океан… Вот, придумал. Покажи мне китов! Если есть киты, остальное приложится. В конце концов, считается, что на их спинах держится мир.
– Когда-то он на них действительно держался. – Невозмутимо заметил Джинн.
Через полчаса мое настроение окончательно пришло в норму. Я налюбовался на китов, слонов, пингвинов, сов, кенгуру и колибри, насладился видами джунглей, саванн и океанских глубин… одним словом, я понял, что ничего на самом деле пока не закончилось – если принять за аксиому утверждение, что люди – это еще далеко не все.
Аксиома принялась как миленькая. Антропоцентризм никогда не был моим пунктиком.
Так что исчезновение людей не казалось мне такой уж большой трагедией – при условии, что с остальными обитателями планеты все по-прежнему в порядке. Зрелище мертвых стволов засохших деревьев и скукоженных птичьих трупиков вполне могло бы сбить меня с ног – куда скорее, чем панорама опустевшего города…
– Ты плачешь, Владыка? – Почти испуганно спросил Джинн. Я даже рассмеялся от неожиданности.
– Да нет, ерунда какая! Просто глаза устали. Думаю, хватит с меня на сегодня этого развлечения. – Глаза у меня действительно устали уже давно – от яркого света костра, дыма и созерцания смутных картинок на слишком маленьком экранчике – и отчаянно слезились. Джинн вгляделся в мое умиротворенное лицо, удовлетворенно кивнул, и экран телевизора погас. Как раз вовремя: я услышал, как скрипит песок под тяжелыми шагами Мухаммеда.
– Думаю, я нашел тех, кого искал. – Лаконично сообщил он, усаживаясь рядом со мной.
– И где они? – Я огляделся по сторонам, но не увидел ничего кроме бесчисленных желтых огней в темноте – костров нашей "великой армии". Это было так великолепно, что дух захватывало!
– Я пока не стал приводить их сюда. Велел им развести костер неподалеку от нашего и ждать, когда их позовут. – Он пожал плечами. – Я не был уверен, что ты захочешь тратить на них свое время.
– А почему бы и нет? – Усмехнулся я. – Подозреваю, что теперь мое время принадлежит именно им… Во всяком случае, не мне, это точно! Так что позови их. Должен же я познакомиться с нашими ближайшими помощниками…
Сколько их, кстати, этих полезных ребят?
– Трое.
– Всего-то?! – Разочаровано фыркнул я. – Я думал, что нам понадобится не меньше сотни генералов – с такой-то армией! Впрочем, что я мету! Гораздо больше сотни.
– Я тоже так думал. – Невозмутимо согласился Мухаммед. – Но судьба распорядилась иначе. Возможно, позже мы найдем и других помощников…
– Ну ладно, будем смиренно полагать, что судьбе виднее. – Вздохнул я. – А кто они?
– Двое мужчин и одна женщина. – Мухаммед с сомнением посмотрел на меня. – Очень странная женщина. Впрочем, среди людей, которые считают себя твоими воинами, оказалось на удивление много женщин. Большинство из них одето совершенно неподобающим образом, в том числе и эта! Сначала я не хотел брать ее в расчет, но она попадалась на моем пути снова и снова, ноги все время сами приносили меня к ее костру. А когда ветер сорвал с меня чалму, и она покатилась по песку, а потом оказалась в руках этой женщины, я понял, что не могу пренебречь указаниями судьбы, хотя мне очень хотелось не обращать на них никакого внимания.
– А почему, собственно?… Ну да, конечно! – На этом месте я благополучно заткнулся, поскольку наконец-то вспомнил, что мой приятель Мухаммед – самый настоящий классический образец средневекового менталитета, да еще и основатель мусульманской религии, так что и отношение к женщинам у него должно быть соответствующее… Я попробовал внести некоторые коррективы в его представления о жизни – боюсь, довольно безуспешно! Он, конечно, не стал открыто заявлять, что я сошел с ума, но на дне его миндалевидных глаз притаились упрямство и недоверие.
Кажется, в эту ночь мой непререкаемый авторитет слегка пошатнулся, несмотря на то, что Мухаммеду, вроде бы, полагалось думать, что моими устами говорит сам Аллах…
Пока мы с Мухаммедом вяло обсуждали проблему равенства полов, сообразительный Джинн успел доставить наших будущих генералов пред мои ясные очи. Я все больше утверждался в мысли, что дирижировать предстоящим ответственным мероприятием следовало бы не нам с Мухаммедом, а ему: Джинн казался мне куда более мудрым, могущественным и расторопным парнем, чем мы оба вместе взятые.