– Разумеется, – холодно ответила она, – я терпеть ее не могу. Тем не менее, я умею прясть, и ткать тоже. В свое время мне довелось научиться и более бесполезным вещам… Во всяком случае, я совершенно уверена, что это веретено не принадлежит никому из наших. Оно изготовлено далеко отсюда, к тому же – руками, которые привыкли двигаться немного не так, как мои руки.
Совсем чужая вещь.
– Интересно… На изделия моих людей оно тоже не похоже. Ладно, теперь скажи мне вот что. Как могло получиться, что твои Хранители никого не учуяли?
– Вот этого я сама не могу понять. – Вздохнула Афина. – Мои Хранители учуяли бы кого угодно, до сих пор я была совершенно уверена, что ни одно существо, кем бы оно ни было, не сможет войти сюда и остаться незамеченным.
Тут никакое могущество не поможет!
– Ты не преувеличиваешь достоинства своих слуг? – Спросил я. – Все-таки кто-то здесь побывал. Не думаю, что Дионис убил себя самостоятельно…
– Об этом и речи быть не может. – Согласилась она.
– Получается, что убийца возник из небытия, прямо здесь, в этой комнате, сделал свое дело и снова исчез? – Насмешливо подытожил я.
– Получается. – Растерянно кивнула Афина. – Никому из наших это не под силу. А ты мог бы?
– Когда-то мог. Но не сейчас. Теперь это не по плечу старику Одину. – Вообще-то, я был совершенно уверен, что и сейчас вполне способен появиться, где сочту нужным, и исчезнуть откуда угодно, если пожелаю – но зачем открывать свои карты тому, кто неосмотрительно готов поверить тебе на слово? Поэтому я печально добавил:
– Сила понемногу уходит от меня, Паллада. Думаю, это не только моя проблема…
– Не только. – Эхом повторила она. – Мне надо рассказать остальным о том, что случилось. Прийдется лететь к Зевсу: спятил он там, или нет, но все-таки он – наш с Дионисом отец и вообще самый старший. Считается, что на нем все держится…
Составишь мне компанию?
– Разумеется. А что мы будем делать с Дионисом? Как вы хороните своих мертвых?
– Да, это вопрос… – Растерянно откликнулась Афина. – Видишь ли, Игг, до сих пор никто из нас не умирал. А когда умирали наши родичи из числа людей, мы не препятствовали их домочадцам поступать в соответствии с традициями.
Несколько раз случалось, что Зевс забирал своих детей от смертных женщин на Олимп и возвращал им жизнь. Впрочем, ему уже давно не по плечу такие чудеса… Но такого, чтобы умер один из нас, еще никогда не было!
– Что ж, значит до сих пор вам везло. Мне однажды пришлось похоронить своего сына – а ведь он был рожден такой же, как я, а не смертной женщиной!… Ладно, не стоит слишком долго раздумывать о погребении.
Мертвому все равно. Поэтому с ним следует поступить так, как это удобно живым.
С этими словами я взялся за меч и решительно начертил в воздухе сияющий зигзаг.
– Делай свое дело, Соулу! – Велел я руне. Она послушно вспыхнула ослепительнобелым огнем, через мгновение так же великолепно засияло и тело Диониса. Через несколько секунд от него не осталось ничего: руна Соулу сжигает, не оставляя пепла. – Он хорошо ушел. – Одобрительно заметил я.
– Никто не знает. – Задумчиво сказала Афина. – Может быть, мертвецам не нравится сгорать – даже в твоем волшебном огне, просто мы не слышим их протестов…
– Глупости! Мертвые которым посчастливилось уйти отсюда через те двери, которые открывает огонь, никогда не жалуются, что им устроили плохие похороны.
Пожалуй, им действительно все равно. – Сказал я. Мне не понравился ее недоверчивый взгляд, и я добавил:
– Не забывай: когда я говорю о мертвых, я знаю, что говорю!
– Да, действительно. – Равнодушно согласилась она. – Ты ведь, в сущности, такой же стервятник, как наш Гадес, я все время забываю…
Мне не слишком понравились ее слова: терпеть не могу, когда меня с кем-то сравнивают! Я нахмурился, но промолчал. Не ссориться же сейчас по пустякам!
Впрочем, Афине еще и не такое могло бы сойти с рук: я заранее был готов простить ей все, что угодно, даже не требуя извинений, и вообще ничего не требуя… Когда я думаю о том, как близко подпустил эту сероокую деву к своему мертвому сердцу, меня разбирают сомнения: а уж не опоила ли она меня каким-нибудь колдовским зельем? Чего не сделаешь, чтобы обеспечить себе надежного союзника накануне первой и последней настоящей войны!
Уже в небе, когда послушный ее воле летательный аппарат нес нас над низкими утренними облаками, Афина вдруг решила, что ей следует извиниться – нечасто в ее голову приходят столь разумные мысли!
– Между прочим, тебе не следует обижаться, когда я сравниваю тебя с Аидом. – Тихо сказала она. – В конце концов, он – самый могущественный из нас… Во всяком случае, Аид – единственный, кто до сих пор вызывает у меня робость. Так что можешь расценивать как похвалу.
– Могу. – Сухо согласился я. – Но не буду: зачем мне пустая похвала? А с чего ты решила, что я обижаюсь?