Мой путь в феноменологию

Вышедший в 1900 году первый том «Исследований» содержал опровержения психологизма в логике посредством доказательства, что учение о мышлении и познании не может основываться на психологии. Но вышедший годом позже в три раза более объемистый второй том, напротив, при построении познания содержал описания сущностных актов сознания. Итак, все-таки психология. Иначе к чему бы быть в пятом исследовании параграфу (9) «Значение разграничения „психических феноменов“ у Брентано»? Следовательно, со своими феноменологическими описаниями феноменов сознания Гуссерль снова впадал в им же опровергаемую ранее позицию психологизма. Однако если столь грубая ошибка не может быть приписана произведению Гессерля, что есть, в таком случае, феноменологическое описание акта сознания? В чем же состоит существо феноменологии, если она не логика и не психология? Появляется совсем новая философская дисциплина со своими собственными структурами и приоритетами?

Не ориентируясь в этих вопросах, оставаясь слепым и беспомощным, я едва ли вообще мог осознать ту ясность, с которой они здесь поставлены.

И вот, 1913 год принес ответ. В издательстве Макса Нимейера начал выходить редактируемый Гуссерлем «Ежегодник по философии и феноменологическим исследованиям». Первая книжка открывалась статьей Гуссерля, само заглавие которой возвещало о выделении феноменологии и ее исключительности: «Идеи к чистой феноменологии и феноменологической философии».

«Чистая феноменология» есть «наука об основах» философии, посредством которых философия создается. «Чистая» это значит: «трансцендентальная феноменология». Но в качестве трансцендентального, однако, устанавливалась «субъективность» познающего, действующего и задающего ценности субъекта. Оба понятия, «субъективность» и «трансцендентальное», указывают, что феноменология решительно и совершенно сознательно повернула к традиции философствования Нового времени, правда, таким образом, что «трансцендентальная субъективность» благодаря феноменологии достигла изначальной и универсальной определенности. Феноменология сохранила «переживания сознания» в области своей тематики, но уже в систематически упорядоченном и достоверном исследовании структуры актов переживания в единстве с исследованием пережитых в этих актах предметов относительно их предметности.

Теперь в этом универсальном проекте феноменологической философии могло быть отведено место и «Логическим исследованиям», по-прежнему остающимся философски нейтральными. Они вышли вторым изданием в том же самом издательстве и в том же самом 1913 году. Разумеется, большая часть «Исследований» была подвергнута «основательной переработке». Правда, шестое, «в феноменологическом отношении важнейшее» исследование (из предисловия ко второму изданию), не было затронуто. Равным образом и сданная в первую книжку новообразованного журнала «Логос» статья «Философия как строгая наука» (1910/11) лишь с появлением «Идей к чистой феноменологии…» получила достаточное обоснование своих программных тезисов.

В том же 1913 году в издательстве Макса Нимейера вышло в свет знаменательное исследование Макса Шелера «К феноменологии чувства симпатии, о любви и ненависти. С приложением: Об основании предположения существования другого Я».

Посредством названных публикаций деятельность Нимейера выдвигалась на передовые рубежи философского книгоиздания. В то время часто можно было слышать утверждение, что с «феноменологией» в европейской философии открылось новое направление. Кто захотел бы опровергнуть правильность этого тезиса?

Но такая оценка, историческая по своей природе, не попадала в точку относительно того, что же произошло благодаря «феноменологии», т. е. благодаря уже «Логическим исследованиям». Это осталось невысказанным и едва ли может быть справедливо истолковано даже сегодня. Собственные программные разъяснения Гуссерля и его методологические изложения скорее только усиливали недоразумение будто «феноменология» провозглашает начало философии, отвергающей все предшествующее мышление.

Даже после появления «Идей к чистой феноменологии…» меня удерживало неослабевающее очарование, которое исходило от «Логических исследований». Оно способствовало возобновлению беспокойства, не знавшего своей истинной причины, хотя и дающего возможность строить догадки: беспокойство проистекало от неспособности добиться простым прочтением философской литературы исполнения образа мыслей, носящего название «феноменология».

Медленно начала отступать беспомощность, и с большим трудом развеивалась путаница только тогда, когда я смог лично встречаться с Гуссерлем в его творческой лаборатории.