Мой путь

И еще вспомнилось. Приехали четверо англичан для презентации нового оборудования. Они докладывали в комнате для совещаний, в узком кругу. Как это принято в Израиле, на столе стоят бутылки с прохладительными напитками и одноразовые стаканы. Англичане взяли каждый по стакану и чернилами написали свое имя. Потом они все время пили каждый из своего стакана. Наш человек, как попил, сразу стакан выбрасывает. Потом берет новый.

В 2002 году мне понадобилась американская виза для меня и членов семьи. В США обнаружились мои родственники. Мой отец родился в 1910 году. А в 1913 году его 17-летний брат эмигрировал в США. Сам он скончался в 1942 году, но обнаружились его дети и внуки. Мы захотели съездить в Чикаго и познакомиться. Я попросил секретаршу директора Двору, чтоб она заказала для меня визу в США. Через 2 дня она приносит мне возмущенное письмо из американского посольства. В письме написано, что я, нехороший человек, получил 4 года назад приглашение в посольство на интервью и не явился. Поэтому вопрос для меня закрыт. Я сел и написал на английском языке объяснительную записку на 8 страницах. Там было про Раду и про Сент-Луис, приложил туда же ксерокопию статьи из американской газеты о счастливом событии: в одной американской семье обнаружились родственники. Там даже упоминалось мое имя. Всю эту пачку бумаг я принес Дворе. Она прочла и с удивлением спросила: “Ты это сам написал?”. Потом вложила все в большой пакет и отправила в американское посольство. Через неделю я поехал туда на интервью и получил визу. В США мы поехали в апреле 2002 года вдвоем с сыном. Это был для него подарок на бар-мицву (день совершеннолетия, по еврейской традиции в 13 лет).

* * *

Хочу привести несколько примеров задач, над которыми я работал.

Есть такое устройство, которое устанавливает температурный режим тестируемой микросхемы. Его называли в просторечии "слон" из-за хобота, который опускается на микросхему и дует на нее воздухом с заданной температурой (от -60°C до +170°C). Я делал программу, которая дистанционно управляет этим "слоном" — опускает и поднимает хобот, задает температуру, контролирует ее и удерживает температурный режим в течение заданного времени. Команды “слону” подает тест-программа.

Вызывает как-то меня руководитель отдела Хана Ширан и дает новую задачу: сделать программу для соседей — отдела надежности. В результате тестирования определяются места на микросхеме (электрический адрес), где имеется дефект. Я должен определить физические координаты этих точек на вейфере и передать эти данные на оптический микроскоп Лайка, который автоматически сфокусируется в точности на место дефекта.

— Какой микроскоп? — переспросил я.

— Лайка.

Мне принесли документацию на микроскоп. Открываю том и вижу знакомый с детства логотип Leica. Конечно, по правилам немецкого языка это нужно читать “лайка”. Оказывается, кроме фотокамер, Leica делает еще и другую оптику.

Вейфер (wafer— англ. вафля) — тонкая круглая пластина из монокристаллического кремния, на поверхности которой в процессе производства "выращиваются" микросхемы. На одном вейфере могут располагаться несколько сотен, а иногда и тысяч микросхем.

Это промышленный специализированный оптический микроскоп. На рабочий стол кладется вейфер (диаметр 150 или 200 мм). Рабочий стол имеет цифровое управление и позволяет с высокой точностью позиционировать вейфер таким образом, чтобы в центр поля зрения попала точка с заданными координатами. Картинку можно наблюдать в окуляр или на дисплее. Можно ее сбросить на принтер. Имеется оптический зум.

Моя программа читает файл, полученный при тестировании этого вейфара, находит дефектный чип, определяет координату дефекта, передает ее на микроскоп и сообщает пользователю тип дефекта. Исследователь рассматривает дефектное место, при необходимости выводит картинку на принтер. Далее, используя предложенное меню, можно перейти к следующему дефекту или закончить работу.

Иногда я делал какую-нибудь программу для физиков. Отделы Failure analysis и  Reliability physics искали и находили причины появления дефектов и занимались вопросами надежности.

Я часто, интересно и полезно общался с Олегом Лихштейном, Йосефом Раскиным, Борисом Глузголдом. Что-то объясняли мне они, что-то объяснял им я.

Именно физики и разъяснили мне значение завода Тауэр. Для Израиля это большое предприятие, но валовый выпуск микросхем там невелик по сравнению с китайскими гигантами. Часто меняется ассортимент выпускаемой продукции. Себестоимость продукции довольно высокая.

Тауэр заключает договоры с заказчиком непосредственно и продает ему конечный продукт. Он  работает по принципу: “Чего изволите?”.  Находит свою нишу и делает то, что тайваньские гиганты не хотят  (например, в силу относительно малого количества) или не могут (редко, но такое бывает).