Как ни старалась, сдержать слезы не получилось. Слишком сильно болело в груди.
- Не плачь, а то я тоже разревусь, - всхлипнула Олеся. – Слушай, ты же теперь богачка! – воскликнула она, чем вызвала у меня невольную улыбку. В этом была она вся – не умела долго грустить. – Что будешь делать со своей частью наследства?
- Не знаю. Наверное, ничего.
- Как это ничего?! Это же куча денег! То можешь больше не работать.
- Не хочу продавать их, - тряхнула я головой. – Оставлю, как музейные экспонаты, напоминание о былом величии…
- Ты рехнулась?! – перебила меня Олеся. – Каком еще величии? Куча денег будет храниться в камнях и золоте, а сама ты будешь гнуть спину за гроши?
- Получается, что так, - кивнула я.
Не хотелось и дальше обсуждать эту тему. Для себя я уже все решила, что не стану продавать свою часть наследства. Остальные пусть поступают, как им велит сердце. Мое в этом вопросе было непреклонно.
- Обещай хотя бы, что не вернешься в наш гадюшник, - правильно поняла Олеся мое настроение.
- Нет, в редакцию я точно не вернусь.
По возвращении на родину я твердо решила начать новую жизнь. Вернее изменить старую коренным образом. Сначала уволюсь с прежней работы и буду искать новую. Чем бы хотела заниматься, я для себя пока не определила. Но и в рутинную и однообразную деятельность тоже не хотела погружаться. Поездка изменила меня сильнее, чем хотелось. Я стала другим человеком, по-новому смотрящим на мир.
- Обязательно съезжу к бабуле, - продолжала я. – Хочу обо всем с ней поговорить. Вместе повспоминаем деда Михаила. Это единственное, что мы можем сейчас для него сделать. Наверное, там и соберу родственников.
- Одобряю, - кивнула Олеся и снова улеглась на спину, подставляя живот скользящим лучам заходящего солнца.
Мы еще пару раз искупались и провалялись на пляже дотемна. Возвращались уже по полной темноте. Ночь стояла на удивление теплой, даже душной. Наверное, будет дождь. Даже природа грустит, как я, покидая это место.
Олеся последнюю ночь проводила в доме. На следующий день она перебиралась к Серхио. Я ей предлагала жить здесь до свадьбы, но она ни в какую.
- Без тебя я тут умру от тоски и горя, - говорила она. – Пусть уж лучше быт засосет меня.
Чемоданы стояли собранными в гостиной. В доме царила чистота и какая-то пустота, хоть не было только портрета на привычном месте. Его я тоже уже упаковала. Видно дом тоже грустил из-за моего отъезда, поэтому и казался нежилым. Даже сад приуныл и не благоухал, как обычно, когда я вышла из дома ночью.
На сон Олеси не могла повлиять грусть. Она уже давно крепко сопела в кровати. А я все ворочалась, пока не поняла, что уснуть не смогу. Тогда я вышла в сад и поднялась на «дедову скалу», как привыкла ее называть. Небо было усыпано звездами. Они сверкали так низко, что, казалось, можно протянуть руку и потрогать. Хотело впитать южное небо и приторный морской запах в себя надолго. Чтобы закрывать глаза и представлять себе это место. Всегда буду скучать по Лампедузе. Так, как здесь, еще нигде мне не было хорошо, возможно только в Венеции, которая тоже останется в моей памяти, да и в сердце, навсегда.
Рано утром пришел Дарио. Я как раз готовила завтрак. Олеся еще спала сном праведника. А я, хоть и провела полночи без сна, проснулась все равно с первыми петухами. Волнение перед полетом зашкаливало и лишало сна.
- Ты чего так рано? – удивилась я, впуская Дарио.
Мы договорились встретиться в аэропорту в половине первого. Мой рейс отправлялся в два часа.
- Хочу поговорить с тобой без посторонних.
Дарио выглядел расстроенным и каким-то помятым. Наверное, тоже провел бессонную ночь.
- Пошли, тогда, завтракать. – Я старалась говорить непринужденно, хоть и предвидела, что разговор будет не очень приятным.
Пока я делала бутерброды и наливала кофе, Дарио молча сидел за столом. Он молчал и когда я присоединилась к нему и сделала вид, что с аппетитом завтракаю.
- О чем ты хотел поговорить? – не выдержала я. Лучше сразу расставить все точки над и.
- Не уезжай, - без предисловий начал Дарио, за что я была ему благодарна. – Останься со мной.
- Я не могу.
Не хотела врать ему и увиливать. Такие люди заслуживают, чтобы с ними вели себя честно. И я очень хорошо относилась к Дарио, но как к другу, не больше. Я понимала, о чем он говорит. Еще в Венеции я догадалась, какие чувства он испытывает. Но не могла ответить тем же, хоть и хотела, наверное.
- Я люблю тебя.
Слова давались ему с трудом, я это видела по напряженному лицу, слышала в голосе. Не хотела мучить его и дальше.
- Дарио…
- Подожди, - перебил он. – Я ведь нравлюсь тебе?
- Конечно…
- Тогда, почему ты не можешь остаться? – снова перебил он.
- Я не люблю тебя. Извини…
Он не разозлился, не принялся меня обвинять во всех смертных грехах, только немного побледнел и плотнее сжал губы, так что они побелели.
- Ты его любишь, да?
Отвечать на этот вопрос не стала. Думаю, он итак все понял по моему лицу, потому что сказал:
- Я бы мог сделать тебя счастливой. А вот сможет ли он?..