В висках бьется мысль, что все это неправильно, и то, что зарождается в моей душе по отношению к нему, убьет меня, и я изо всех сил отталкиваю Илью, прикусывая губу. Скорее от неожиданности, чем от моей силы, он отшатнулся.
– Тут тебе не остров, люди рядом! Исчезни! – влажными от его поцелуя губами шепчу я, пугаясь собственных мыслей, что хочу его снова утащить на остров и приковать к кровати, чтобы никогда не смог удрать.
– Это не тебе решать! – зарычал Медведь, сузив глаза.
Демонстративно стягивая пиджак и расстегивая пряжку ремня, Медведь делает шаг обратно, грубо дергая меня за талию на себя.
Да он не безвольный пленник, он деспот и тиран! Я вообще уже ничего не решаю! Тяжелая ладонь сжимает мой затылок, намертво фиксируя, и его губы снова впиваются в меня, яростно толкая язык навстречу моему, слабохарактерному и похотливому, бесстыдно ловящему его нахрапистый.
Ягодицы горят под жесткими ладонями Ильи, тискающими их, в живот упирается его железный аргумент, что пока он свое не возьмет, то и не подумает уходить, а во мне разрываются миллионы мини-бомб под удары вовсю барабанящего сердца.
Острое возбуждение плохо способствует трезвости мыслей, а после шампанского их и вовсе не найти в моей голове. Я не соображаю уже ничего, и больше того, не хочу больше думать и переживать о последствиях.
Запускаю руки под его рубашку и подрагивающими пальцами обвожу его литые мышцы пресса и две извилистые вены, уходящие вниз, под пояс брюк. Сладкий прерывает поцелуй и шипит в попытке сдержать стон, но он все равно срывается с его губ, когда я через ткань брюк обхватываю его крупный богатырский прибор рукой. От звука его хриплого стона меня саму прошивает дрожью до искр перед глазами. Его ресницы подрагивают, и он снова смотрит на меня странно. Его взгляд хоть и переполнен желанием, все же он слишком глубокий для обычного, ни к чему не обязывающего секса.
По его эрекции понятно, что он крайне возбуждены, и широко раздувающаяся грудная клетка и жар его тела тому лишнее подтверждение, но он продолжает мучить меня, заставляя изнывать и истекать влагой от желания.
Резкий рывок, и подо мной прохладный гладкий обеденный стол. Илья снова изучает распластанную меня на столе, медленно отщелкивая от пояса чулки и стягивая кружевные «Шантель». Мне в голову приходит только одно объяснение, почему он так смотрит на меня, словно я самое красивое, что он когда либо видел. Скорее всего, хочет запомнить последний раз с чокнутой француженкой, утащившей его как сокровище.
Так же медленно он поднимает сначала одну ногу, ставя ее на столешницу, и затем вторую, заставляя мои щеки гореть от смущения, будто мне девятнадцать. Почему-то с ним у меня все иначе, словно я снова неопытная студентка, застенчиво краснеющая перед пылким взглядом парня на мою наготу. Как от капель восковой свечи, моя кожа подрагивает и горит от его взгляда, скользящего по мне от ключиц до бедер, задерживаясь между ними, отчего меня кидает в жар и я уже молить его готова, чтобы он поскорее приступил к главному.
Склонившись над моим животом, Медведь нежно и осторожно, как будто я фарфоровая статуэтка, прижался губами к животу, на котором уже можно смело жарить блины, до того он меня распалил. Обжигая кожу горячим языком, Илья неторопливо упивался моими стонами и тем, как я выгибаюсь дугой на столе, не в силах совладать с нестерпимыми ощущениями и пульсирующим желанием. От прикосновения всесторонне талантливого языка Сладкого к соску я непроизвольно жмурюсь, судорожно хватая воздух пересохшими губами. Медленно вдавливая вершинку, он вместе с тем жадно захватывал и втягивал грудь губами. Хочу схватить его за вихры и притянуть голову к пересохшим губам, но только судорожно вожу руками по короткому ежику волос, впивая ногти в его затылок.
– Пожалуйста… пожалуйста! – прошу его поторопиться, не имея и толики его терпения.
– Что? Уйти? – повиснув надо мной на вытянутых руках, уточняет Медведь.
Его утяжелившееся дыхание и плотно перекрытые радужки глаз говорят о том, что его вопрос риторический. Черта с два он уйдет!
– А это не тебе решать! – возвращаю ему любезность, опуская взгляд на не скрывающие очертания его эрекции брюки.
Эта улыбка будет преследовать меня до конца дней моих. Мое сердце подыхает от сумасшедшей скорости ударов, только когда я гляжу на нее.
Выпрямившись, он освобождает свой стояк, и я тоже не отказываю себе в удовольствии запомнить его, пригодится, когда буду коротать долгие, одинокие вечера…
Глаза снова приходится зажмурить, когда он направляет себя в меня. Хочу впитать эти ощущения, приносящие волны эндорфинов в кровь. Наверное, мне передалось его настроение, я еще никогда не хотела так физической близости, как сейчас с ним. В последний раз…
Осторожные толчки дарят ощущения болезненной наполненности, нестерпимо накаляя утолить жажду по нему, преследующую меня с момента первого поцелуя через решетку его тюрьмы, но по опыту уже понятно, что эффект не продлится и пары дней.