Мои печали и мечты

МАТЬ. А ничего. Покушать еще есть, выпить тоже. Кушай да пей. Пейте и вы, ребятки. Пейте, пойте, спорьте. Поете вы, правда, плохо, а спорите хорошо. Все государство по полочкам разложите, как чего и куда, весь зарубеж у вас в рядочек — кто за кем и почему. Приятно послушать. О литературе, о кино, о театре то же самое — умно, красиво, заслушаешься!

ГРЁМОВ. Все погибло! Нет литературы, кино и театра!

МАТЬ. Вот об этом и поспорьте. Сынок, что ты? Выпей, выпей. Ну, напьешься — не первый раз. Бог даст, с этим вот (на Грамовецкого) схватитесь потом, он на тебя так глаз и вострит, так и вострит… А женщины отношения выяснять будут, дай Бог, тоже сцепятся. Это ведь от любви все.

ИРИНА. Это оттого, что нам друг от друга деться некуда.

МАТЬ. А зачем деваться? (Грамову.) Отец твой умный человек был. Его тоже все тянуло куда-то по молодости: то хотел на остров Шпицберген в шахты, уголь добывать, то собирался воздушный шар построить оригинальной конструкции, а потом как-то сказал: надо только представить себе, что мы плывем на корабле, а суши нет. Вот и все. И успокоиться. Как сказал — сразу же успокоился. Прямо на глазах. Такой спокойный стал. Если бы врачи через год не залечили, жил бы спокойно и до сих пор.

ГРАМОВ. Что ты говоришь, мама, мама?! Есть другие корабли и суша есть! И проливы — и даже еще не открытые, неизвестные!

МАТЬ. Может, и есть. А чем они лучше? А суша — тот же корабль, только большой. Вы кушайте, кушайте, я еще принесу!

Уходит.

ИРИНА. Пожалейте мальчика. Скажите кто-нибудь, уезжать ему или нет. Как скажете, так он и сделает. Или поступит наоборот. По крайней мере, поможете ему сделать выбор. Сам он выбрать уже не в состоянии.

ГРАМОВ. Ты жестокая. Ты очень жестокая!

ИРИНА. Это тоже хороший способ — всех обличать. Но ты это уже пробовал. И обличал, и в любви признавался. Надо другое что-то придумать. Например: бросить монетку. К примеру, орел — уезжаешь, решка — остаешься.

ГРАМОВ. Ты гениальная женщина! Точно! Именно так! Вот монетка. Киньте кто-нибудь.

Пауза.

ИРИНА. Никто не хочет брать на себя ответственность. Ну, давай я.

Высоко подбрасывает монету, она отскакивает, катится.

ГРАМСКОЙ (подходит, смотрит). Орел! Увы, брат, уезжать!

ЭЛИНА. Это неправильно! Монета отскочила, это не считается!

ГРАМОВ. Что, есть такое правило?

ГРАМОВЕЦКИЙ. Есть. В самом деле, надо, чтобы монета чисто упала. Давайте-ка я, неумехи!

Подбрасывает монету в сторону и вверх.

Эх, черт, сорвалось! Вон там она, вон там!

Все ищут.

ГРАМСКОЙ (Грамову). Плохой ты хозяин. Кто сейчас в своем доме позволит себе иметь полы из таких досок? Не тебе паркета, ни тебе хотя бы ламината. Допотопщина! В щель закатилась, наверно.

ГРАМОВ. Что теперь делать? Может, еще монетку бросить?

Музыка.

Мама музыку включила. Намек.

ГРАМКО. А почему бы и не потанцевать? Грамов, я приглашаю твою жену.

ЭЛИНА. Бывшую.

ГРАМКО. Он же сказал: бывших жен не бывает. (Элине.) Сейчас я тебя буду соблазнять. Мне надо учиться. Мне надо будет соблазнить чиновницу, от которой зависит мое дело. Так что ты помоги мне.

ЭЛИНА. Каким образом.

ГРАМКО. Ну… Подсказывай, что говорить, что делать.

ГРАМСКОЙ (Алине). Разрешите? Вы напоминаете мне мою дочь.

АЛИНА. А свою дочь вы тоже так осматриваете? Ладно, пошли.

ИРИНА. Пошли и мы, Грамовецкий. Ты же сохнешь по мне, бедняга, я знаю.

ГРАМОВЕЦКИЙ. Сохни не сохни, все равно не пожалеешь. Жадная ты. Бесчеловечная ты.

Все уходят. Грамовецкий быстро возвращается, сует Грамову монету.

ГРАМОВ. Ты нашел? Что было? Орел?

ГРАМОВЕЦКИЙ. Не знаю, я вообще ее не кидал. Я сжульничал. Кидай на здоровье, упражняйся!

ГРАМОВ (оставшись один). Орел — уезжаю, решка — остаюсь. (Кидает монету. Радостно.) Уезжаю! (Уныло.) Уезжаю. (Радостно.) Остаюсь! (Радостно.) Уезжаю. (Радостно.) Остаюсь. Остаюсь. Остаюсь. Уезжаю…

И далее что бы ни выпало — выкликает с радостью просто отчаянной.

Музыка танцев, голоса.