Мой палач

"По твоему общению несложно догадаться, что ты ещё очень юная. Неопытная. Чиста душой. И совсем не разбираешься в людях".

Хмурюсь на такую оценку, а потом хихикаю, прикинув, что нарвалась на Люцифера и следующим его сообщением будет предложение продать ему душу. 

Но это льстит, когда тобой интересуются. И любопытсво побеждает. 

"А ещё что можешь обо мне сказать? Так, навскидку" - печатаю и морщу лоб. В моей душе такие глухие потёмки, что черт сломит ногу, и темень эта очень давно, так что Виконт зря начал рассуждать.

Сейчас напишет, мол, ещё ты красивая, я представляю, как целую твои розовые мягкие губы и возбуждаюсь, дымлюсь, у меня колом стоит, приезжай.

И я его заблокирую. 

Жду его ответа, подошвой постукиваю по кузову, собеседник молчит. 

Июнь теплый, небо синее, лёгкий ветер теребит свободное платье и развевает волосы, они лезут в глаза.

Прокручиваю на пальце позолоченный перстень - памятный подарок от пансиона, где я училась. Сняла бы давно сувенир, с содроганием тот кошмар вспоминаю, но отец запретил, считает, что это как отличительный признак для знающий людей.

Проверяю телефон. 

И в ту же секунду экран вспыхивает принятым сообщением:

"А ещё тебя давно держат под контролем, не дают свободы, каждый твой шаг отслеживают. Но жёсткие рамки вредны. Ограничения спровоцируют, и не сегодня-завтра тебе сорвёт крышу. Бросишься во все тяжкие".

Нога замирает в воздухе, перечитываю сообщение и с трудом сглатываю. 

О чем это он? 

Что за шутки?

По спине пробирается пот. 

Ведь все так и есть, сначала интернат для девушек, а теперь два года под надзором домоправительницы отца. 

Я только на каникулы и вырываюсь. А завтра у брата выпускной, и я рассчитываю на праздник, но если Виконт предложит увидеться...

Выберу его, да. 

Поеду, хотя бы посмотреть на него, такого умного. 

Но правоту его не признаю, печатаю:

"Ты психолог? Или экстрасенс? Если да - то я никогда не бросаюсь в крайности, а тебе зря платят зарплату, мистер Нострадамус".

Запрокидываю голову, смотрю на проносящиеся машины. Ерзаю на капоте, в нетерпении проверяю сообщения, и уже хочу опять набрать маму, оторвать ее от суперважных дел, но тут на дисплее высвечивается конвертик от Виконта.

"Я никогда не ошибаюсь, маленькая. Кстати, у меня есть предложение".

Предложение. 

Это не про руку и сердце, какая глупость, но понимаю, что он хочет назначить встречу, и дух захватывает, то в холод, то в жар бросает, трепещу. 

И не успеваю повторно пробежать глазами послание, как рядом тормозит серебристая ауди-кабриолет. 

Смотрю сначала на телефон, затем перевожу взгляд на водителя. 

Тот поднимает на макушку солнечные очки и растягивает губы в голливудской улыбке. 

И у меня где-то внутри противно екает, отголосок памяти, которую я из себя вытравливала.

Какого черта. Он приперся.  

- Марк, - сдерживаю недовольство и спрыгиваю с капота. - Тебя мама послала? 

- Попросила, - поправляет Марк. - И тебе привет, Анюта, - мое имя с его губ звучит не ласково, а покровительственно, снисходительно. Он выходит из машины, приближается ко мне. - Что у тебя случилось? 

- Все равно не починишь, - в моем голосе прорывается ответная язвительность. 

Но я не представляю его, такого холеного, в этой своей белоснежной рубашке, ковыряющегося в запчастях и вытирающего масляные руки ветошью.

- Зачем чинить, я позвоню в сервис, - жмёт он плечом, и даже в этом небрежном жесте самодовольство сквозит, он собой любуется, беспрестанно, без устали, отдыха не зная, и это против воли притягивает, его самоуверенность, чувство силы, походка, посадка головы, словно в его власти изменить мир. Он по хозяйски открывает мою машину и с заднего сиденья подхватывает большую спортивную сумку. - Это все вещи? 

- Сам не видишь, - хмуро киваю и иду за ним, к его Ауди. 

- Как отец? - заводит он светскую беседу, словно не было между нами ничего, и обсудить тоже нечего. 

- Рванул в горы, кататься на лыжах и пить какао. Взял с собой собаку, и эту свою домоправительницу, похожую на Фрекен Бок, знаешь? 

Марк сводит брови, представляя описанную мной картинку и утверждает:

- А ты всё шутишь. 

- А я все вру. 

Он усмехается. Тихо, лишь губы дрогнули. Кидает назад мою сумку, садится за руль. 

В его ушах поблескивают маленькие сережки-гвоздики, он роется в бардачке и перебирает футляры, убирает солнечные очки и надевает другие в тонкой золотистой оправе. 

Рассматриваю его, наощупь закрываю свою машину, и сажусь к нему. Наблюдаю за его приготовлениями. 

Наши мамы дружат вечность и ещё чуточку, и раньше шутили, что мы с ним поженимся, когда вырастем.