Мой нежный граф

Канаты сильных мышц вспухли на шее убийцы под накрахмаленным воротником, бачки встали дыбом на стиснутых скулах, и Брент приободрился.

— Ты глуп, Ворон, — зло прошипел Филипп. — Но мне следовало разгадать твою глупость в том, кем ты являешься, — английским ублюдком, который, несмотря на всю свою образованность и дедуктивное мышление, не может взять в толк, почему я здесь.

Впервые с тех пор, как Брент вошел в теплицу, им овладела неуверенность. Филипп презирал его и желал ему смерти, но правдой было и то, что, явившись в Англию, в Мирамонт, он пошел на огромный риск — никогда не вернуться на родину. Мастерством они не уступали друг другу, но на этот раз преимущество было на стороне Брента, потому что он стоял на своей земле. Филипп знал это.

Словно увидев замешательство врага в его нерешительном молчании, француз рассмеялся.

— Все дело в ней.

Еще несколько секунд Брент пребывал в неуверенности, но потом туман рассеялся.

— Кристин.

— Кристин, — с надменной улыбкой повторил Филипп. — Женщина, которая раздвигала для тебя ноги, но сердце которой принадлежало Франции.

Филипп крутил между пальцами прядь волос Кэролайн. Бренту пришлось собрать в кулак всю силу воли, какая у него была, чтобы не броситься на француза за то, что он прикасается к его жене, пугает ее, использует ее, чтобы разозлить его. Он поставил руки на стол, по обе стороны от бедер, и сжал их, пытаясь сохранить самообладание.

Внезапно Филипп намотал волосы Кэролайн на кулак и рывком поднял ее на колени.

— Брент!

Этот крик ужаса и боли поглотил его, и он вскочил на ноги; его глаза горели яростью, лицо исказилось от смертельной ненависти.

— Оставь ее в покое, — шепотом предостерег он.

Взгляд Филиппа сделался тяжелым, пронзая врага, толкая его к нападению. Француз крепко держал Кэролайн и ждал.

Но Брент отказывался на нее смотреть, подсознательно понимая, что иначе потеряет те крохи самоконтроля, которые у него еще оставались, и она умрет, прежде чем он успеет что-то сделать. Кэролайн тихо плакала, сложив руки на коленях и закрыв глаза, — это он видел, даже не опуская глаз. Граф не сходил с места и стоял перед ними, с вызовом расправив плечи, широко расставив ноги и уперев руки в бедра.

Филипп медленно покачал головой и снова поменял язык, очевидно, в попытке расстроить и запугать Кэролайн английскими словами, ставшими резкими и грубыми.

— Думал, ты такой умный, что, трахая ее, узнаешь от нее обо мне и моих способностях? Но тебе ни разу не пришло в голову, что она знает, что ты английская свинья и что она использует тебя и ненавидит.

Брент схватился руками за бедра, когда его сознание наконец впитало сказанное.

— Она специально рассказала тебе обо мне, Ворон, чтобы завоевать твою привязанность, твое доверие…

— Она не добилась ни того, ни другого, — почти неслышно ответил он.

На щеке убийцы дернулся нерв, и он еще туже намотал волосы Кэролайн на руку.

— Я пришел на эту грязную землю, к тебе домой, мой старый друг, осознавая риск, просто чтобы посмотреть тебе в глаза, когда скажу, что французам тебя предала Кристин.

Брент медленно прошептал:

— Я знаю.

Глаза француза расширились совсем чуть-чуть, но Бренту хватило этого, чтобы понять: он поразил врага своим признанием. На самом деле он ничего не знал, но это не имело значения. Его удивляло, как Филипп узнал, что он англичанин, если за шесть лет этого никто не заподозрил, и почему Кристин не только отказалась от Розалин, но и презирала малышку. Куртизанка подбросила их дочь ему на порог не в Англии, когда девочке было семь месяцев, как он сказал Кэролайн, чтобы не раскрывать секретов своей французской жизни, а через несколько дней после родов и по единственному известному ей адресу — в его дом на улице Политики в центре Парижа.

За все годы, что он спал с этой женщиной, она получала удовольствие от совокуплений, но никогда не хотела близости сама, никогда не хотела по-настоящему поговорить, только задавала ему вопросы, если это касалось Наполеона, его двора, его управления — предметов, которые не должны были интересовать представительницу ее профессии. Сам того не подозревая, он позволил Кристин шпионить за собой. Ее наверняка умышленно подсунули ему в любовницы, потому что Филипп с первого взгляда заподозрил его. Да, он никогда не раскрывал ей важной информации и того факта, что он англичанин, но со временем Кристин разгадала правду. Она была идеальным осведомителем, а у него ни разу не возникло даже тени сомнения, что она не та, за кого себя выдает.

Сохраняя спокойствие, Брент тихо, жалостливо рассмеялся.

— Филипп, мой старый друг, я знал все о Кристин с самого начала, — многозначительно ответил он, допуская в тон лишь малую толику сарказма. Затем он опустил взгляд на стол и смахнул пальцами случайные пылинки. — Я понимал, кто ты и в какую игру она играла, когда пускала меня к себе в постель, и это я смеялся в душе всякий раз, когда она раздвигала для меня ноги. Я использовал ее, а ты мог спасти себе жизнь, если бы сообщил мне эти устаревшие данные, когда напал на меня при Ватерлоо.