Мой милый жандарм

Мою неловкость могло оправдать только одно: в полумраке околоточного участка я не смог как следует разглядеть свою подзащитную – тогда она показалась обычной, ничем не примечательной барышней с заурядной внешностью. Тем разительней был контраст: передо мной сидела особа, способная свести с ума одной лишь лукавой улыбкой, одним мимолетным взглядом.

– А вы милый, – нежно проворковала она, вогнав меня в краску. – Кстати, при первой нашей встрече вы не представились. Как мне к вам обращаться?

– Прошу простить меня за столь вопиющую бестактность, – охрипшим голосом произнес я. – Йоханн…кхе-кхе… – внезапный кашель окончательно погубил мое реноме.

– Фамилия у вас, часом, не Вайс? – неожиданно рассмеялась Анна.

– Розенталь, – с трудом выдавил я из себя.

– Долина роз, – мечтательно произнесла барышня. – Как поэтично!

Я покраснел пуще прежнего – вроде бы и искренний восторг, но отчего-то показалось, что надо мной подтрунивают.

– Аннушка, не ввергай дорогого гостя в смущение, лучше угости его рыбкой, – весьма кстати вмешалась Серафима Павловна, с легким укором взглянув на мою мучительницу. – Осетр сегодня весьма удачным получился и соус в меру пряный, не как в прошлый раз.

Не знаю, что было в прошлый раз, но вкуса тающего во рту блюда я не чувствовал абсолютно. Виной тому была моя подзащитная, разглядывающая меня с непритворным интересом. Если бы не старый добрый коньяк, до конца ужина я бы точно не дожил.

Черт возьми, даже мэтрам российской юриспруденции не удавалось выбить меня из колей в ходе сложных судебных процессов, а зеленоглазой девчонке удалось это сделать в считанные минуты! Прокляв в душе несвойственную мне застенчивость, сделав маленький глоток крепкого турецкого кофе, я самым строгим голосом произнес:

– Анна Васильевна, нам надо серьезно поговорить. Дело не терпит отлагательства…

– Вы хотите предложить мне руку и сердце? – с нетерпеньем перебила она, восторженно хлопнув ресничками.

– Аннушка! – вскричал от негодования Петр Трофимович.

– Не время для шуток, на кону ваша судьба, – холодно предупредил я.

Горестно вздохнув, Анна жалобным голоском произнесла:

– Злые вы! Вот помру старой девой, будете знать… – и обиженно надула губки.

Серафима Павловна звонко расхохоталась.

– Ладно… – звонко хлопнув в ладоши, серьезным тоном сказала Анна. – Повеселились и хватит… Не обижайтесь, Йоханн, но мне хотелось проверить вашу реакцию и психологическую устойчивость.

Мысленно поаплодировав изобретательности своей подзащитной, я грустно осведомился:

– Экзамен, если я правильно понял, мною провален?

– Вовсе нет, – обезоруживающе улыбнулась Анна. – Вы достаточно быстро взяли себя в руки… Но хватит об этом, расскажите, что вам удалось узнать.

Пытаясь не упустить ни единой подробности, я поведал обо всех материалах, имеющихся у обвинения. Анна слушала молча, с сосредоточенным видом покусывая губы. Когда повествование дошло до эпизода с пропажей акта изъятия ассигнаций, она вопросительно вздернула бровь, усмехнулась, и что-то едва слышно прошептала.

– Вот, собственно, и все, что удалось узнать, – закончив, я пригубил бокал с коньком.

– Значит, у них есть моя расписка, – с каким-то недоумением повторила она последнюю фразу.

Я молча кивнул в ответ.

– Вся проблема в том, что я не писала никаких расписок.

– Вы уверены? – как можно мягче осведомился я. – Постарайтесь вспомнить, вполне возможно, что нервный стресс от задержания вызвал кратковременную амнезию и…

– Я не писала никаких расписок! – гневно сощурившись, по слогам повторила Анна. – И смею вас заверить, что с памятью у меня полный порядок! И если и был у кого нервный стресс при моем задержании, то явно не у меня.

– Простите великодушно, мне никоим образом не хотелось вас обидеть… – я скрестил руки на груди в примирительном жесте. – Но поверьте моему опыту – любая экспертиза покажет, что расписка написана вашей рукой. В деле имеется план банкротства фабрики, почерк идентичен… надеюсь, вы не будете утверждать, что и план написан не вами?

– План мой, а расписку я не писала, – упрямо заявила Анна. – Вы помните ее текст?

Достав из портфеля карандаш, я быстро набросал на обеденной салфетке:

Настоящимъ собственноручно заверяю, что мною получено двадцать тысячъ рублей въ ассигнацiяхъ.

Анна Васильевна Лазовичъ

– Ага! – торжествующе воскликнула Анна. – Я с этими "ятями" писать-то не умею! Неужели вы не заметили, что стилистика в плане банкротства иная, отличная от расписки, что в нем полно ошибок?

– Заметил, отчего же не заметить… Но обвинение заявит, что ошибки сделаны с умыслом, – меланхолично парировал я. – Обычная практика всех мошенников.

– А расписку, значит, я вдруг решила написать по всем правилам грамматики?! – ядовито возразила Анна.

– Преступникам свойственно ошибаться, – голосом окружного прокурора поведал я. – Увидев крупную сумму, вы в порыве алчности забыли об осторожности, вот и результат.

– Иоханн, голубчик, если Аннушка говорит, что расписка поддельная, тебе следует ей поверить, – мягко вмешалась Серафима Павловна.

– Надо требовать судебную экспертизу! – грохнул кулаком по столу Петр Трофимович.