Мой милый враг

Взрослый экземпляр водяного буйвола касался лапой начищенных до блеска половиц, застыв в такой позе навеки благодаря искусству таксидермиста. Рядом чучело тигра удобно разлеглось между манекеном в боевом наряде маори и другим — в одежде бедуина. Крокодил, чьи стеклянные глазки зловеще поблескивали в лучах солнечного света, проникавшего в окно, казалось, наслаждался здесь весенним теплом. Вдоль стен по периметру были расставлены длинные столы и стеллажи, на которых рядами располагались его находки, каждая из которых была снабжена аккуратно надписанным ярлыком.

Все, что он когда-либо присылал Бернарду, нашло свое место в этом зале! Более хрупкие предметы были укрыты стеклянными колпаками, а с тех из них, которые находились на открытом воздухе, недавно убрали пыль. На ярлыках, надписанных таким знакомым, безошибочно узнаваемым для него женским почерком, были указаны год, регион и обстоятельства приобретения того или иного артефакта.

Он лишился дара речи, не зная, что следовало сказать в подобной ситуации. Парень даже и не подозревал, что именно он только что с ним сделал. Ни одна женщина, движимая исключительно чувством долга, не стала бы прилагать столько усилий, чтобы вести летопись жизни мужчины, к она не питала ни малейшего уважения. Здесь, перед его глазами, находилось неопровержимое свидетельство того что Лили Бид никогда не относилась к нему с пренебрежением — ни тогда, ни теперь.

Однако это все равно ничего не меняло. Разве у них могло быть общее будущее? Он так хотел иметь семью, детей, которые носили бы его имя…

Не сказав ни слова, Эйвери крупными шагами вышел из комнаты, и гулкое эхо его шагов казалось отголоском его чудовищной утраты.

Глава 21

В конце концов Бернард так и не поехал на прием к Камфилдам. Сославшись на крайнюю усталость, он остался дома, взяв, однако, с матери слово отправиться туда без него. А поскольку остальные не смогли найти достаточно убедительного предлога, чтобы последовать его примеру, им волей-неволей пришлось заняться приготовлениями к торжеству. Как следствие этого, когда дамы заняли места в экипаже, который должен был доставить их в поместье Камфилдов, вид у них был настолько обреченный, словно они собирались на допрос, а не на вечеринку, что на удивление точно отражало настроение самого Эйвери. Всю дорогу они упорно молчали, и тишина нарушалась лишь периодическими приступами чихания у Эйвери. Они в конце концов стали настолько частыми и сильными, что Лили была вынуждена прервать молчание.

— Что с вами? — спросила она раздраженно. Тем же раздраженным тоном он ответил:

— Это все проклятые лошади.

— Лошади?

Он едва мог различить ее очертания в полумраке кареты. Капюшон плаща скрывал ее лицо, и только темно-алые губы виднелись в свете фонарей, покачивавшихся по бокам экипажа.

— У меня ужасная аллергия на этих животных, — бросил он в ответ.

Если даже она узнает о его слабостях, какое это теперь имеет значение? Она и так уже всецело завладела его сердцем, этим до отвращения чувствительным органом.

Его признание вывело ее из задумчивости. Она наклонилась к нему.

— Но я думала, что…

Что именно думала Лили, так и осталось для него тайной, поскольку она тут же снова плотно сомкнула губы и отвернулась, упорно храня молчание весь остаток пути.

Сразу по прибытии на место Лили выскользнула через дверь напротив, а Эйвери помог Франциске и Эвелин выйти из экипажа. К тому времени, когда он поднялся с ними по ступенькам к парадному крыльцу, Лили уже исчезла в доме.

Эйвери переступил порог и внимательно осмотрелся по сторонам. Камфилд явно вложил немалые средства в перестройку дома. Извилистая лестница с резным орнаментом поднималась вверх от выложенного мрамором пола. Огромные букеты цветов стояли в причудливо украшенных урнах по обе стороны от сдвоенных дверей, ведущих в необъятных размеров танцевальный зал, вся мебель в котором — по крайней мере насколько мог заметить Эйвери — была отодвинута к стенам, чтобы освободить место для гостей.

Гостей здесь было много — даже слишком много. Добрая сотня их сновала по комнате из угла в угол, о чем-то весело переговариваясь, теснясь и толкая друг друга с нарочитой неловкостью журавлей в брачный период — шеи гордо выпрямлены, подбородки выпячены вперед, глаза окидывали оценивающим взором проходящих мимо гостей, а те, в свою очередь, оценивающе разглядывали их самих.

Как ни странно, но это человеческое стадо, похоже, получало от подобного времяпрепровождения немалое удовольствие. Лица горели от возбуждения, губы расплывались в улыбке, время от времени раздавался чей-то звонкий смех, сопровождаемый звоном бокалов и дорогого фарфора, довершая этим картину общего веселья.

Лили нигде не было видно. С угрюмым сознанием долга Эйвери проводил Франциску и Эвелин вдоль длинного ряда собравшихся, коротко кивнул Камфилду, склонился мимоходом к ручкам обеих его сестер и наконец, к своему облегчению, достиг конца зала. Где же Лили?