Мой метод. Руководство по воспитанию детей от 3 до 6 лет

Членораздельная речь развивается у детей в возрасте от двух до семи лет: это возраст восприятия, в котором внимание ребенка самопроизвольно направляется на внешние объекты, а память отличается наибольшей цепкостью. Это также возраст подвижности, в котором начинают функционировать все психомоторные пути и формируются мускульные механизмы. В этот период жизни, благодаря таинственной связи между слуховыми и моторными каналами устной речи, кажется, что слуховой импульс вызывает самопроизвольные сложные моторные движения членораздельной речи, которые как бы инстинктивно возникают после такой стимуляции, словно пробуждаясь от сна. Известно, что только в этом возрасте можно выработать характерные речевые интонации, и любые попытки выработать их позднее оказываются напрасными. Мы так хорошо произносим слова родного языка только потому, что он формируется еще в детстве; а у взрослых, которые изучают новый язык, неизбежно будут недостатки, характерные для речи иностранца: только дети в возрасте до семи лет, изучающие несколько языков одновременно, могут воспринять и воспроизвести все характерные особенности акцента и произношения.

Таким образом, когда ребенок вырастает, все приобретенные в детстве речевые дефекты, например диалектальные дефекты или недостатки, обусловленные плохой привычкой, становятся практически неискоренимыми.

За высшую речь, или дикториум, который развивается у нас позже, отвечает уже не механизм речи, а умственное развитие, которое использует механическую речь в качестве инструмента. Аналогично членораздельной речи, которая развивается путем использования механизма речи и обогащается посредством восприятия, дикториум развивается благодаря синтаксису и обогащается за счет умственного развития. Возвращаясь к схематическому изображению речи, мы видим следующее: над дугой, определяющей низшую речь, устанавливается дикториум Дк, из которого теперь исходят моторные импульсы речи и который формируется в виде устной речи, способной выражать мышление разумного человека. Эта речь постепенно будет обогащаться благодаря умственному развитию и совершенствоваться по мере грамматического изучения синтаксиса.

До сих пор господствовал предрассудок, будто письменная речь должна использоваться в развитии дикториума только как средство культурного обогащения, облегчающее грамматический и синтаксический анализ языка. Так как сказанное слово «быстро улетучивается», то считалось, что умственная культура может развиваться только благодаря постоянному, объективному и поддающемуся анализу языку, которым и является письменная речь.

Но если мы считаем графический язык ценным и даже необходимым средством умственного развития, с помощью которого можно фиксировать мысли, анализировать их, а также записывать в книгах, где они остаются навсегда в виде нестираемой памяти, что и делает возможным анализ синтаксической структуры языка, почему же нам не признать его полезности в более скромной задаче – фиксировать слова, отображающие восприятие, и анализировать входящие в их состав звуки?

Находясь во власти такого педагогического предрассудка, мы не в состоянии отделить понятие графического языка от той единственной функции, которую мы ему навязали, и нам, в свою очередь, кажется, что, придерживаясь этого ложного взгляда при обучении детей, еще находящихся в возрасте восприятия и подвижности, мы совершаем серьезную психологическую и педагогическую ошибку.

Давайте же откажемся от этого предрассудка и попробуем рассмотреть письменную речь, взятую саму по себе, и выявить ее психофизиологический механизм. Он гораздо проще психофизиологического механизма членораздельной речи и гораздо легче поддается воспитанию.

Удивительно, но само по себе письмо является достаточно простым процессом. Возьмем, например, письмо под диктовку – это идеальная аналогия устной речи: здесь моторная деятельность должна подчиняться речи, которую мы слышим. Конечно же здесь нет самопроизвольной таинственной взаимосвязи между тем, что мы слышим, и тем, как мы это артикулируем. Но зато движения при письме гораздо проще движений, необходимых для произнесения слова: при письме мы задействуем крупные внешние мышцы, на которые можем воздействовать непосредственно, приводя в действие моторные пути и вырабатывая психомускульные механизмы.

Именно это и предусматривает мой метод, занимаясь непосредственной подготовкой движений; и, когда психомоторный импульс услышанной речи наталкивается на уже подготовленные моторные пути, он проявляется сразу же в виде письма, которое возникает как бы самопроизвольно.