Мой матч с Капабланкой

19-й ход белых обнаруживает уже атрофию моих способностей. Я мог здесь немедленно перейти к атаке ходом h2-h3 или g2-g4. Начиная отсюда вплоть до грубой ошибки на 29-м ходу, моя игра лишена всяких идей. Капабланка выжидает. Он ходит ферзем взад и вперед, помышляя беспрестанно об атаке, которая не ослабила бы его положения. Я мог так же выжидать, сыграв хотя бы на 28-ом ходе b3-b4 или a2-a4, как я уже указывал. В этом случае, черные стояли весьма стесненно. Но я не был способен уяснить положение и располагал очень малым временем; кроме того, я чувствовал, что продолжение борьбы в моем состоянии подвергало меня серьезному риску.

Гаванна, 30 апреля.

В моих предыдущих письмах я поддавался впечатлениям, менявшимся в зависимости от перспектив матча, и выражал мои колеблющиеся чувства. То, что тогда было еще неясно, ныне совершившийся факт. Теперь пишу я последнее письмо о матче под впечатлением определенных и непреложных фактов. Несмотря на все трудности, которых в этом матче было больше, чем в каком-либо другом, с шахматной точки зрения он являлся для меня наслаждением. Правда, внешние условия были неблагоприятны, но игра Капабланки ставила передо мной подлинные задачи. Его партии ясны, логичны и сильны. В них нет ничего скрытого, искусственного или вымученного. Мысль его сквозит из его ходов, даже, когда он хочет схитрить. Играет ли он на ничью, или на выигрыш, боится ли он проиграть, - во всех случаях ход его ясно обнаруживает его чувства. При всем том, хотя ходы его и прозрачны, однако отнюдь не банальны и часто глубоки. Капабланка не любит ни запутанных положений, ни авантюр. Он хочет знать наперед, куда он идет. Глубина его игры- глубина математика, а не поэта. У него душа римлянина, а не грека. Комбинации Андерсена и Чигорина были возможны лишь в определенные моменты, они были крайне индивидуальны; в комбинациях Капабланки время редко играет какую-либо роль, почти всегда он может отложить их без ущерба на несколько ходов, и при этом едва изменяются, так как они рождаются из общих принципов. Андерсен и Чигорин искали случайных положений; Капабланка руководится логичностью крепких позиций. Он ценит лишь то, что имеет под собою почву, например: прочность позиции, нажим на слабый пункт, не доверяет случайности, хотя бы, задачному мату. Предшественниками Капабланки были Мэзон и Шлехтер; но он превосходит этих маэстро, обладая способностью проводить тонкие и дальновидные комбинации, использующие определенный момент что редко обнаруживали Мэзон и Шлехтер. В пятой партии матча Капабланка подобной комбинацией опроверг дебют, возможность чего была под сомнением в течение долгих лет. Капабланку нельзя испугать неправильной или подозрительной жертвой. Если он располагает достаточным временем для обдумывания, он точно и строго исследует комбинацию противника и обнаружит ее слабые стороны. Он играет так, как будто недоверчиво относится к стилю Андерсена и Чигорина, быть может ненавидит его и даже боится.

Его игра была мне приятна. Я рад был иметь перед собой противника, упорного как железо, однако, обстоятельства не позволили мне играть так, как я предполагал. В условиях климата и образа жизни мои достоинства притупились. Способность оценки позиции, точность расчета, даже простой взгляд на положение настолько были ослаблены и спутаны, что под влиянием усталости почти сошли на нет. Я не мог избегнуть этого, хотя и не считал себя деморализованным. Явления эти имели основания физиологического характера: потение, потерю в весе, бессонницу и, как последствие, невозможность сосредоточиться на долгое время. В результате процесс этот распространился и на мои мыслительные способности, однако, он не коснулся ни моего характера, ни решительности, .ни самообладания.

Когда я почувствовал, что моему здоровью угрожает серьезная опасность, я испугался, но не поддался субъективному впечатлению, а посоветовался с врачем-кубинцем, постоянно пользующим одну знакомую семью; он оказался очень знающим, любезным человеком, хорошо знакомым с островом, уроженцем коего он был. Мне пришлось говорить с ним по-испански,  вперемешку парой французских и латинских фраз - все это я знаю крайне слабо, но, тем не менее, мы вели с ним долгую и интересную беседу.