Мой малыш

Вудхауз Пэлем Грэнвил Мой малыш

Пэлем Грэнвил Вудхауз

МОЙ МАЛЫШ

Перевод Н.Трауберг

Трутни спорили о том, имел ли Бинго нравственное право притащить своего младенца в клуб и поить его молоком прямо в курилке. Трутень с темными кругами под моноклем и под невооруженным глазом полагал, что после тяжелой ночи такие зрелища опасны. Другой, помилосердней, возразил, что Литтлу-сыну все равно придется когда-то вступать в клуб, и лучше его подготовить. Третий считал, что надо предупреждать заранее, ручаясь при этом за сохранность шляп, пальто и зонтиков.

- Очень уж у него подозрительный вид, - пояснил он. - Что называется, преступная внешность. Вылитый Эдвард Робинсон.

Четвертый Трутень, всегда все знавший, сумел пролить свет на эту тайну.

- Да, - сказал он, - Алджернон Обри - не подарок, но Бинго уверяет, что он совершенно безопасен. Визит в наш клуб - знак благодарности. Если бы не этот младенец, еще одна семейная драма буквально потрясла бы мир.

Когда брак Бинго Литтла с Рози М. Бэнкс был благословлен потомством и Алджернон Обри появился на лондонской сцене, отец его (сказал Трутень) откликнулся так, как откликнулись бы и вы. Знакомясь с младенцем, он произнес: "Ой" - и долго не мог прийти в себя.

Отеческая любовь продержалась лишь потому, что у Бинго было изображение его самого в том же возрасте, и выглядел он примерно как разбитое яйцо. Отсюда он вывел, что и такой ребенок может постепенно превратиться в изящного бульвардье с тонкими чертами лица.

Тем не менее, обнаружив, что в очередных бегах участвует лошадь по кличке Страшила, он с горя поставил на нее десять фунтов. Склонный к суеверию, он подумал, не для того ли послан в мир этот младенец.

Лошадь проиграла. Десятка, брошенная к ее копытам. была последней, а это означало, что надо месяц обходиться без коктейлей, сигарет и всех тех излишеств, которые тонкой натуре важнее, чем хлеб насущный.

Просить у жены не стоило. Уезжая на курорт, где мать принимала морские ванны, Рози недвусмысленно приказала на бегах не играть. Значит, деньги следовало добыть из другого источника. Как всегда в таких случаях, мысли злосчастного мужа обратились к Пуффи Проссеру. Тот был прижимист, но с недавних пор как-то подобрел. Заглянув в ту комнату, где Трутни писали письма, Бинго увидел, что домашний миллионер слагает стихи. Во всяком случае, он спросил, что рифмуется со словами "синие глаза", и поговорил о радостях семейной жизни.

Отсюда Бинго вывел, что его настигла любовь, а влюбленные добры. Он смело пошел к нему на Парк-Лейн и встретил его у самого дома.

- Привет! - сказал он. - Пип-пип! Ты не смог бы...

Опыт единственного Трутня, обладавшего деньгами, наделил Пуффи шестым чувством. Можно предположить, что он обрел дар провидения. Не дожидаясь конца фразы, он отскочил, словно антилопа, почуявшая тигра, а там - помахал рукою из такси.

Услышав, что несчастный богач сказал шоферу: "В "Савой", Бинго пошел туда же и застал там Пуффи с барышней. Она оказалась знакомой, что дало возможность подсесть к их столику.

Сперва Бинго не заметил, но позже - ощутил, что Пуффи обошелся бы и без него. Царила, скажем так, напряженность. Нет, сам он болтал, и девица болтала, а вот Пуффи был какой-то скованный, рассеянный, мрачный. Он ерзал на стуле и барабанил пальцами по столу.

После кофе девица сообщила, что спешит на вокзал, поскольку едет к кому-то в Кент, а Пуффи повеселел, заметив при этом, что охотно ее проводит. Но Бинго не бросил его и, когда поезд ушел, сказал ему:

- Вот что, Пуффи! Ты мне не поможешь...

Еще не окончив этой речи, он заметил, что у миллионера нехорошо блестят глаза.

- Тебе? - спросил тот. - Интересно, чем? Что тебе надо, мой пластырь? Чего ты хочешь, пиявка?

- Десятку не дашь?

- Нет.

- Ты бы меня спас!

- Именно. А я тебя спасать не хочу. В виде трупа ты мне нравишься больше. Ах, как бы я на нем поплясал!

Бинго удивился:

- Поплясал?

- Да.

У Бинго тоже была гордость.

- Ну, что ж, - заметил он. - Тогда - пип-пип.

Пуффи кликнул такси, и Бинго вернулся к себе в Уимблдон. Вскоре его позвали к телефону. Звонил все тот же Пуффи.

- Помнишь, - осведомился тот, - я говорил, что поплясал бы на твоем трупе?

- Помню.

- Так вот, я подумал...

Бинго понял все. Лучшая, высшая часть души снова одержала победу, миллионера терзает совесть. Он собрался сказать: "Да ладно, ладно!" - когда услышал:

- ...и решил, что надо прибавить: "В альпийских ботинках". Пока.

Мрачный, сломленный человек повесил трубку и пошел пить чай, но тот обратился в полынь, а булочки - в пепел. Когда он думал о том, не прибегнуть ли к крайнему средству - не попросить ли денег у жены, принесли вечернюю почту. Он вскрыл конверт. Оттуда выпали десять фунтов.

"Вкладываю 10 ф., - писала Рози, - чтобы ты открыл для Алджи счет. Представляешь, какая прелесть? Свой счет, своя чековая книжечка..."